Георгий Скребицкий - Весенняя песня

— Какой хороший скворушка! — радовалась маленькая Таня.

— Можно мы его с собой на дачу возьмём? — спросил Петя. — Мы ему разных червячков собирать будем. На даче ему, наверно, очень понравится.

Марья Ивановна поглядела на скворца и сказала:

— А я хочу предложить вам совсем другое. Давайте его выпустим на волю.

— Как — выпустим? — изумились ребята. — Ведь его же нам подарили! Зачем выпускать? Пусть у нас живёт.

— Вот и отлично, что подарили, — ответила Марья Ивановна. — Теперь он ваш, и вы можете распорядиться им как хотите. Поглядите, как хорошо на воле. Солнышко светит, тепло, ручьи бегут, а скоро и весь снег растает, всё зазеленеет кругом. Сейчас птицы летят к нам из южных стран, летят, торопятся к себе на родину, будут петь песни, гнёзда вить, выводить птенцов. А вы хотите его всё лето в клетке держать. Пусть лучше летит куда хочет, найдёт парочку, устроит гнездо и выведет скворчат.

Дети притихли, слушали Марью Ивановну. Им уже и самим было жалко держать весною в клетке скворца, но и жалко было с ним расставаться. «Только подарили — и уже выпускать!»

— Давайте его лучше до лета подержим, а потом выпустим, — предложил Коля.

— А когда же он будет гнездо строить, детей выводить? — возразила рассудительная Любочка. — По-моему, уж раз выпускать, так выпускать теперь, пока мы его ещё больше не полюбили.

Так и решили — выпустить скворца утром на следующий день.

И какой же это выдался хороший денёк! Настоящий весенний. Небо и лужи в саду были совсем голубые, а снег так и таял на солнце, прямо на глазах.

Марья Ивановна поглядела на градусник за окно и сказала:

— Ого! Восемнадцать градусов тепла. Ну, дети, сегодня можно открыть балконную дверь в сад.

— Вот хорошо-то! — обрадовались ребятишки и, подбежав к двери, начали отдирать полоски бумаги, которыми дверь была заклеена.

Марья Ивановна тем временем принесла большой ключ и вставила его в замочную скважину.

— Ну, а теперь идите наденьте пальтишки, — сказала она.

Все мигом оделись и вернулись в комнату. Марья Ивановна, не торопясь, повернула ключ. Он щёлкнул со звоном раз, другой — и дверь отворилась.

— Уррра!! — закричали ребята, весело выбегая на балкон.

Он весь был залит горячим весенним солнцем. Половицы на нём ещё не совсем подсохли от стаявшего снега, и от них шёл лёгкий пар, точно они дымились.

А как хорошо пахло из сада свежестью, талой землёй и горьковатой корою деревьев! Весь сад ещё голый, без листьев, так и блестел на солнце, будто умытый весенней водою.

Пока дети бегали по балкону, Марья Ивановна сходила в комнату и принесла клетку со скворцом.

Он тревожно перелетал с жёрдочки на жёрдочку и всё совал свой длинный клюв между прутиками, стараясь раздвинуть их.

— Видите, как ему хочется на волю, — сказала Марья Ивановна. — Ну, станьте так, чтобы всем было видно, как он полетит из клетки.

Марья Ивановна подняла клетку и отворила дверцу.

В первую секунду скворец, видно, даже не понял, что теперь он может лететь. Он отскочил в дальний угол и, склонив головку, внимательно глядел на отворенную дверцу. Потом нерешительно скакнул к ней раз, другой и вдруг, замахав крыльями, легко вылетел из клетки. И полетел прямо в сад.

Тут он уселся на яблоню, начал распускать крылья и весь трепыхаться, будто купался в тёплых лучах весеннего солнца. Так он почистился, отряхнулся, да и улетел.

— Прощай, скворушка! — вздохнув, сказала Люба.

А Таня добавила:

— Прилетай к нам в гости!

И детишки, проводив скворца, побежали во двор заниматься срочными делами — осушать болота, проводить каналы и устраивать водохранилища.

А через неделю в саду на дереве, в скворечнике, неожиданно поселились два скворца. Они принялись строить там своё гнездо, таскали в скворечник разные соломинки, пёрышки…

Под вечер, когда заходило солнце и весь сад был в красных лучах, скворец садился на сучок возле своего домика и распевал весёлую песню.

И ребята были уверены, что это именно их скворец. Он улетал от них только затем, чтобы найти себе скворчиху. А теперь опять вернулся туда, где его все любят и ждут и где ему устроили такой хороший дом.

Три дня подряд было совсем тепло; снег уже всюду растаял, и Любочка, придя в детский сад, рассказала ребятам, что видела на улице жёлтую бабочку.

Принимаясь за завтрак, детишки всё поглядывали в окно и мечтали о том, как они сейчас побегут на прогулку. Не знали только куда: в свой сад или, может быть, за город, в рощу, ведь Марья Ивановна об этом давно поговаривала. Но никто из ребят даже не предполагал, какая им предстоит замечательная прогулка.

Когда завтрак был кончен, Марья Ивановна весело сказала:

— Ну, одевайтесь скорее. Мы пойдём сейчас на реку смотреть ледоход.

Что тут только поднялось — визг, писк и всеобщее ликование. Все оделись вдвое скорее, чем обычно. Даже капуша Петя и тот почти не отстал от других, только никак не мог справиться с калошами, они почему-то не хотели налезать на башмаки.

— Да ведь ты правый калош на левую ногу надеваешь, — возмутилась подоспевшая на помощь Любочка.

Петя быстро исправил эту маленькую ошибку, и всё оказалось в порядке.

Дети, в сопровождении Марьи Ивановны, весело переговариваясь, пошли по знакомой улице через весь городок. Вот уже и последние домики, а дальше крутой косогор, и за ним река.

Когда ребята взбежали на пригорок, то все даже присмирели от изумления. Внизу перед ними была река, но совсем не такая, как летом — тихая, спокойная. Теперь даже воды почти не было видно. Всю поверхность реки покрывала сплошная масса плывущего льда.

Льдины неслись одна за другой прямо к мосту. А перед мостом из воды торчали, вбитые в дно реки, огромные треугольники из брёвен, будто носы кораблей. Льдины ударялись о них и с треском раскалывались на мелкие части.

— Видите, ребята, — сказала Марья Ивановна, — какое приспособление перед мостом устроено.

— Для чего это? — спросил любопытный Коля. Ему всё было нужно знать.

— Чтобы большие льдины раскалывались, а то они мост повредят, — ответила Марья Ивановна.

— Ух, как напирают, даже друг на друга лезут, — удивлялись ребята, глядя на льдины. — Смотри, смотри, на дыбы встали и обе вдребезги. Вот страшно!

— А вон кто-то на льдине стоит, — удивился Коля. — Кажется, человек.