Эно Рауд - Рыба ходит, колобродит...

По реке не так давно прошел слушок,
мол, утопленника ходит запашок.
А один сказал еще глупей,
будто щука утонула в ней.

Только слух тот стал потом не слухом —
мертвецом ведь притворилась щука!
Как она наверх-то поднялась,
да руками в боки уперлась,
громко сообщила: «Тут я, с вами,
щуки ведь не тонут под волнами!»

Kord hirmsa hooga, lõuad lahti,
haug pidas säije peale jahti.
Särg oma elu päästa püüdis
ja täiest kõrist appi hüüdis,
kuid tema häält ei kuulnud keegi,
sest särg ju õiget häält ei teegi.

Раз как-то, трепеща от жуткой страсти,
раскрыв всю мощь голодной пасти,
напасть собралась щука на плотвичку.
Та, как известно, рыба-невеличка,
с испугу как заверещит…
Но к ней никто на помощь не спешит,
никто не спас беднягу от тех бед:
ведь у плотвички голоса-то нет.

Särg jões sai sisse õige hoo
ja ujus hooga läbi roo,
ning kuigi väike oli särg,
ta möirgas valjusti kui härg:
«Ma teada annan tähtsa tõe,
et ükskord ujun üle jõe!»
Haug aga kuulis säije kisa
ja ütles: «Vaat kus vinge isa!
Nii kaugele su sõit ei suju,
sest ülejõe sa küll ei uju.
Või kui sind peab ehk veidi veenma,
siis oma lõuad lahti teen ma.»
Särg märjaks sai nüüd hirmuhigist
ja mõtles: «Kes mind päästaks pigist?»

Siis aga leidis lihtsa tõe
ja ujus pakku üle jõe.

Лещ в реке так в раж вошел —
весь камыш стрелой пошел.
И хоть сам он невелик,
заревел тогда как бык:
«Вот я всем вам покажу,
разом реку проплыву!»
Слыша лещину хвальбу,
сказала щука: «Ну и ну!
Это ты хватил сверх меры,
не дотянешь на тот берег.
Чтоб тебя в том убедить,
я могу и пасть раскрыть!»
Тут от эдакого страху
хладный пот прошиб беднягу.
Он подумал: «Брось форсить,
ноги надо уносить!»

И случилась вещь простая:
проплыл он реку — удирая.

Kord suures meres elas silk,
kes oli tõesti naljatilk,
sest oli veider komme tal
ujuda veepinna all.
Ei tulnud mõtetki tal, et
võiks ujuda ka pealpool vett.

Жил где-то в море салачёнок,
забавный был такой шустрёнок.
Смешной он, право, был порой —
всё больше плавал под водой.
А мысль, что над водой так мило,
и в голову ему не приходила.

Tihtilugu väike kala
on suure kala maiuspala.
Väiksed lepamaimud näiteks
on ahvenate kõhutäiteks
ja tillukene säijepoju
kaob haugi kurku nagu koju.
Kuid mõne kala maiuspala
ei ole siiski teine kala,
vaid vihmauss, kes sipleb vees
ja kellel õngekonks on sees.

Рыбка малая нередко
для огромной — как конфетка.
Съев, к примеру, гольяна,
окунь будет сыт сполна.
А плотвички сын малой
в глотку щуке — как домой.
Но не каждой рыбе, впрочем,
лаком лишь ее сородич.
Иной — хорош лишь червячок,
надетый на крючок.

Kui kalale kord läksid kalad,
siis said neil läbimärjaks jalad.
Said läbimäijaks vee tõttu
ja külmetasid seetõttu,
ja et neil jalad mäijaks said,
ka tuju langes sedamaid.

Kui aga kalalt tulid kalad,
siis olid kuivad nende jalad.
Nad kuivad olid seetõttu,
et polnud mäijad vee tõttu,
ja et neil jalad kuivaks said,
ka tuju tõusis jalamaid.

Вздумали раз рыбы рыбу поудить.
Вот уж где пришлось им ноги промочить.
Ноги промочили рыбы под водой,
простудились рыбы все до одной.
То, что ноги мокры — это не беда,
а вот настроенье — просто никуда.

Вот вернулись рыбы с берега домой.
Ноги просушили, горести долой!
Ноги вновь сухие, нет воды — нет бед!
Закатили рыбы праздничный банкет.

Tule, sõber, sisse sesse
järve tumesinisesse.
Siin lainet lükkab tuulehoog
ja kaldal õõtsub pilliroog,
siin kalad rõõmsalt lupsu löövad
ja väikseid ussikesi söövad,
part aga noka lahti seab,
kui konnadele jahti peab.
Nüüd ruttu, sõber, siia uju,
siis läheb paremaks sul tuju
ja päris rõõmsaks muutub meel,
kui vesiroose märkad teel.

Приходи-ка, мой дружок,
На озёрный бережок.
Ветер волнует водную тишь.
Тихо о чем-то шепчет камыш.
Радостно рыбки плещут в глубине.
Червячков здесь много, хватит всем вполне.

Вот плывут утята, рядом с ними мать:
«Где тут лягушата? Надо их поймать».

А теперь, дружок, майку с плеч сними,
окунись-ка в воду, весело нырни.
И такая радость вспыхнет вдруг внутри,
если встретишь лилию белую в пути.

Kord palavaga mõtles tigu:
«Nüüd kuluks ära väike ligu!»
Ta roomas kähku linalikku
ja pistis oma nina likku.

Как-то в жаркий летний день
заползла улитка в тень.
И подумала, мечтая:
«Вот бы в лён, что отмокает!»
Заползла она в отмочек,
сунув носик в льна комочек.

Mööda tasast heinamaad
sõitis ükskord heinasaad.
Sõitis, kuni lakka jõudis,
kus ta kohe kanalt nõudis:
«Ära pesa õue tee,
tee hoopis minu põue see!
Siis olen väga rõõmus, kuna
mu põues muneda saab muna!»

Как-то сенокосною порой
думала копна — везут её домой.
Ехала себе, всё было мило…
Только на чердак вдруг угодила.
Тут же местных кур она предупредила:
«Чтоб гнёзд не вить где попадя,
неситесь в чреве у меня!
Я буду рада, коль вы, птички,
во мне снесёте все яички!»

Kana ükskord nägi unes,
et hiigelsuure muna munes,
mis säras eredalt kui päike.
Kui aga kana üles ärkas,
siis oma pesas muna märkas,
mis oli kahvatuja väike.
Ta mõtles: «Püsin raudselt vakka
ja kaagutama küll ei hakka,
sest muna on just seda nägu,
et selle munenud on kägu.»

Раз приснился птице сон,
что снесла яичко с дом…
И сверкало словно златко.
Но проснулась тут хохлатка,
посмотрела на своё, а оно — ни то, ни сё.
И подумала тогда:
«Вот не двинусь из гнезда
и кудахтать я не буду,
потому что налицо
кукушиное яйцо».

Haruharva heinaajal
seisab reha seina najal.
Ta rohkem riisub heinamaad,
kus kerkib saadu kõrval saad,
kus tööd on rehapulkadel
ja heinaliste hulkadel,
kus taevas särav päike on,
kus ringi hüppab väike konn.