Клайв Касслер - Шпион

Напряженно работающий и плохо финансируемый оружейный завод на самом деле производил все: от подъемников для снарядов до корпусов торпед для Великого белого флота. А после выхода флота в море начал вагонами отправлять в Сан-Франциско запасные части, прицелы, орудийные замки, поршневые затворы. Через месяц флот начнет оправляться после четырнадцатитысячемильного перехода вокруг мыса Горн в Южной Америке и готовиться на военной верфи «Мар-Айленд» к переходу через Тихий океан.

— Я не стал бы их недооценивать, — мрачно возразил Ямамото. — Устаревшее военное оборудование можно заменить.

— Если есть решимость.

— Судя по тому, что я видел, она у них есть. И еще воображение. Они просто переводят дух.

Человек за столом понимал, что Ямамото одержим, если не подавлен, страхом перед американским флотом. Он слышал этот бред и раньше и знал, как сменить тему, щедро осыпав японца похвалами.

— Я никогда не сомневался в ценности ваших наблюдений и в вашей внимательности. Однако меня поражают широта и глубина ваших познаний: химия, инженерное дело, умение подделывать документы. Одним махом вы сдержали развитие их артиллерии и известили конгресс о продажности флота.

Он увидел, как приосанился Ямамото. Даже у самых лучших оперативников есть своя ахиллесова пята. У Ямамото это ослепляющее тщеславие.

— Я долго вел эту игру, — с ложной скромностью подтвердил Ямамото.

«На самом деле, — думал человек за столом, — химические знания, необходимые для изготовления йодного детонатора, заимствованы из простой формулы, которая содержится в „Детской энциклопедии игр и спорта“». Впрочем, это не отменяло других умений Ямамото и его глубоких познаний о военном флоте.

Уняв решительную твердость японца, шпион решил испытать его.

— На прошлой неделе на борту «Лузитании», — сказал он, — я столкнулся с британским атташе. Знаете этот тип. Воображает себя «шпионом-джентльменом».

У него был поразительный дар подражания, и он безошибочно воспроизвел аристократический выговор англичанина:

— Эти японцы, — при всех провозгласил англичанин в курительной, — проявляют природную склонность к шпионажу, а также хитрость и самообладание, каких не встретишь на Западе.

Ямамото рассмеялся.

— Похоже на коммандера Эббингтона-Уэстлейка из иностранного отдела военно-морской разведки адмиралтейства. Прошлым летом его застали за написанием акварели с изображением моря у Лонг-Айленда; на этой акварели случайно оказались нарисованы новейшие американские подводные лодки класса «Гадюка». Вы полагаете, этот болтун сделал нам комплимент?

— Французский флот, куда он успешно проник в прошлом месяце, вряд ли назовет его болтуном. Деньги вы взяли себе?

— Прошу прощения?

— Деньги, которые вы должны были положить в ящик американца. Вы взяли их себе?

Японец оцепенел.

— Конечно нет. Я положил их в ящик стола.

— Враги флота в конгрессе должны поверить, что их гениальный конструктор, их так называемый Оружейник, брал взятки. Эти деньги — важнейшая часть нашего послания конгрессу. Там должны задуматься: а что еще прогнило во флоте? Вы оставили деньги себе?

— Меня не должно удивлять, что вы задаете такие оскорбительные вопросы своему верному союзнику. Тот, у кого сердце вора, всех должен считать ворами.

— Вы оставили деньги себе? — повторил шпион. Привычка сохранять полную неподвижность маскировала стальную силу его мускулатуры.

— В последний раз: я не брал денег. Вам будет спокойней, если я поклянусь памятью моего старого друга — вашего отца?

— Да!

Ямамото с неприкрытой ненавистью посмотрел ему в лицо.

— Клянусь памятью моего старого друга, вашего отца.

— Пожалуй, я вам верю.

— Ваш отец был патриотом, — холодно ответил Ямамото. — А вы наемник.

— А вы в моем списке платных агентов, — еще холоднее ответил шпион. — Когда вы доложите своему правительству ценную информацию, полученную на оружейном заводе Вашингтонской морской верфи — полученную, когда вы работали на меня, — ваше правительство тоже вам заплатит.

— Я шпионю не ради денег. Я шпионю ради Японской империи.

— И для меня.

— Доброго воскресного утра всем, кто предпочитает музыку проповеди, — встречал Артур Ленгнер своих друзей с оружейного завода.

Взъерошенный, с яркими глазами, одетый в мешковатый костюм, главный конструктор Бюро морской артиллерии улыбался, как человек, которого интересует все, что он видит, особенно все необычное. Оружейник был вегетарианцем, откровенным агностиком и пылким сторонником теории подсознания, созданной австрийским неврологом Зигмундом Фрейдом.

У него были патенты на создание электрического вакуумного пылесоса, потому что он искренне верил: фантастическое домашнее оборудование освободит женщину из тюрьмы работы по дому. Он также верил, что женщина должна получить право голоса, право работать за пределами своего дома и даже практиковать контроль над рождаемостью. Сплетники говорили, что основную выгоду от этого получит его прелестная дочь, которая вращается в деловых кругах Вашингтона и Нью-Йорка.

— Настоящий сумасшедший, — жаловался начальник военной верфи.

Но командующий флотской артиллерией, наблюдая за испытаниями последних орудий Ленгнера калибра 12,50 дюймов на атлантическом полигоне Сэнди-Хук, возразил:

— Слава богу, что он работает на нас, а не на врага.

Его воскресный камерный оркестр, причудливая смесь работников оружейного завода, одобрительно рассмеялся шутке Ленгнера:

— Чтобы убедить подслушивающих, что мы не закоренелые язычники, начнем с «Божьей благодати». [1] «Божья благодать» — христианский гимн, написанный Джоном Ньютоном, поэтом и священником XVIII века. — Здесь и далее примеч. пер. С си.

Он сел за рояль.

— Можно начать с ля, сэр? — спросил виолончелист, специалист по бронебойным боеголовкам.

Ленгнер охотно взял ноту ля, на которую всем следовало настроить инструменты. И, когда музыканты принялись настраиваться, закатил глаза с деланным нетерпением.

— Джентльмены, вы сторонники новой атональной музыки?

— Еще раз ля, Артур, если можно. Чуть громче.

Ленгнер снова и снова нажимал на ля. Наконец все были удовлетворены.

Виолончелист сыграл первые ноты «Божьей благодати».

На десятом такте вступили скрипки: специалист по торпедам и дородный монтажник трубопроводов. Они сыграли мелодию и начали снова.

Ленгнер занес большие руки над клавиатурой, нажал на педаль и начал играть «Грешник, как я» в тональности си.

Внутри рояля паста трийодида азота, изготовленная Ямамото, затвердела и превратилась во взрывоопасную корку. Когда Ленгнер взял аккорд, молоточки ударили по струнам ля, ми и до, заставив их вибрировать. Завибрировали и струны ля, ми и до всех других октав, сотрясая трийодид азота.