Ростислав Соломко - Жизнь? Нормальная

— А Григорий Александрович возьмёт? — краснеет Дуликов.

— Я подумаю, — говорю я, не обнаруживая своего восхищения ходом Бернера.

— Евгений! — шепчу я. — Рядом с тобой я глуп, как консервная банка.

— Я где-то читал, — трёт себе лоб Бернер, — что консервы позволяют каждому чувствовать себя первооткрывателем… Приготовишь развлечения моим дамам к Восьмому марта. И лучше-к зачтению приказа: будут обиженные.

— Жень, как за кружкой пива: в чём секрет управления людьми? На деле.

— Ты хочешь стать политиком?

— В масштабах отдела. Не хочу быть бякой в глазах подчинённых.

— По известному анекдоту, бяки — это те родители, которые не дотягивают детей до пенсии. Администратор всегда бяка. Он отказывает. Сказать «да» ответственно и надо думать. При всём при этом надо выглядеть человеком.

— Выглядеть или быть?

— Англичане говорят: «Я честен всегда, если мне это обходится не дороже пяти шиллингов». Нетрудно быть — будь. Полезно знать, чего хочет подчинённый. Похвалы. Покоя. Карьеры. Прибавки. Помоги ему или сделай так, чтобы он был уверен в том, что ты ему помогаешь…

За толстыми линзами очков чудные, громадные, с красными ниточками сосудов глаза Бернера. Что за этими биологическими узлами?

Звякнул телефон.

— Бернер слушает. Не можем. Я вас понял. Что?! Если мы будем повторять «сахар», слаще от этого не будет. Я сказал всё, вы мне мешаете работать…

В трубке частые гудки.

Частые гудки. Там человек висит, зацепившись пальцами как бы за край камня. А другой человек здесь бьёт его по пальцам с побелевшими ногтями.

— Григорий Александрович, подождите! — тяжело догоняет меня Дуликов в коридоре и нервно закуривает. — Поверьте, Григорий Александрович, выложусь, кровь из носа… — бормочет он, не чувствуя боли от догорающей в пальцах спички.

Я спасён. Дуликов — робот. С него можно в год собирать три урожая.

Премию трудяге всё же придётся срезать.

Чтобы Эльвирке дать полностью. Так надо. При последнем обходе Главный остановился у её доски, перемолвился, похвалил вариант узла (мне пришлось самому набросать этот вариант).

Через полчаса — звонок шефа.

— Григорий Александрович, как с ЭП-2?

— Трудно с людьми. Не хватает…

— Вам трудно? Вы устали, Григорий Александрович?

Молчу. «Вы устали» — это страшно.

— Вы не умеете работать с народом. Перебросьте всех на ЭП-2. Почему вы с обеда отпустили Плешки— ну? Думающий конструктор. Вы мне её испортите. Вам дали Неменову, Дуликова. По журналу командировок посчитайте усидчивость по отделу и доложите на тех— совете.

Частые гудки.

Дали Неменову. Лучше бы её у меня взяли. И не заикнёшься. Тут же: «Умейте воспитывать».

Ну, положим, Эльвирку «застукали» в проходной. А Дуликов? Ведь только что…

Ничего не скажешь, служба… как это… Науходоносора у Главного на высоте.

— Евгений, — звоню Бернеру. — А ты уже доложил?

— О чём?

— Ну, об ЭП-2. О том, что героически отдаёшь Дуликова.

— Поди ты к чёрту!

— Не вешай трубку. Дай Дуликова. Василий Кондратьевич, кому говорили об ЭП?

— Никому. Постойте, курил с Прохоровым… — не может соврать Дуликов.

Да, не видать премии нашему Дурикову.

Прохоров.

Кроме выпуска стенгазеты, тот, кажется, ничего не делает. А премия у него всегда железная и почему-то по всем объектам.

Почему-то! Теперь ясно, почему.

Надо бы дать ему «Что кому снилось» для номера к Восьмому марта.

Затем коэффициент усидчивости шефу…

Невредно заготовить рапорт о переводе инженера Э. Н. Плешкиной из конструкторов третьей категории во вторую…

Затем дамы Бернера…

Итак, надо только то, что срочно и нужней.

Конечно же дамы Бернера; с Женькой необходимо рассчитаться в первую очередь.

Боже, ко мне с рулоном чертежей направляется — П-ов! До чего же занудливый тип. Сейчас заявит мне, именно заявит, а не скажет: «Григорий Александрович! Завтра «рыбаки» (заказчики из Рыбного института), а у нас конь не валялся».

— Николай Степанович! — останавливаю П-ова в шести шагах. — Если вы с «рыбаками» и конём, который у вас не валялся, — тогда завтра. Готовлю экспресс-справку для Главного. Меня здесь нет! — это я кричу уже всему отделу.

П-ов возвращается на своё рабочее место и прячет рулоны за кульман. Затем, разминая на ходу сигарету, направляется к двери.

«П-ов! А ведь вы у нас числитесь ведущим конструктором по «рыбным» делам! — хочется крикнуть ему вдогонку. — Почему, почему, чёрт возьми, вы не подскочили к моему столу красным от ярости, почему не стукнули кулаком по столу?! Ведь я обязан был, вы понимаете — обязан, и по положению, и по срочности дела выслушать вас и принять решение!..»

Однако незачем распалять себя. Надо собраться и выделить главное…

Да, дамы Бернера. Женька прав: при зачтении приказа с благодарностями будут обиженные. И недели на две скверный микроклимат в его отделе.

А полезно ли моральное поощрение?

Этот так называемый акт милосердия нуждающимся или вечный упрёк в несостоятельности всем остальным Скажу про себя: с торжественных вечеров, где я не упомянут в приказе, я ухожу совсем не с праздничным настроением.

«Будут обиженные». Ещё бы!

А если после приказа Главного зачесть шуточный?

Надо завтра посоветоваться с Бернером.

Тем временем дружно стучат ящики столов, двери шкафов. Инициативные сотрудницы толкутся на стартовой площадке у двери.

День-то кончился, а я так и не «прошёлся по доскам»!

На улице мокрый снег. Поднимаю воротник. Моей ещё нет на остановке.

Автобус, по-видимому, только что отошёл — у столба одна женщина. Женщина повёртывается ко мне лицом… Боже мой, Вера!

— Гриша, прости… Я ехала с тобой. Какой ты измученный, Гриша, тебе тяжело, я знаю. Я хочу тебе помочь! У тебя становление… Говорю не то… Опять о службе! Это ужасно! Знаю, знаю, ты её встречаешь здесь, на остановке… Едете вместе… с сумками… Гриша! Я здесь не первый раз… у этой мерзкой автопоилки, я… не могу иначе. Вон она идёт. Я ухожу. Как далёк сентябрь! Гриша, в сентябре?!

— В сентябре, в сентябре.

Еду в свой дом. Там крохотная привычная жизнь.

Своя табель о рангах: старший экономист (Зинаида), я, и. о. начальника отдела, бабушка-пенсионерка — все мы лишь подножие пирамиды, на вершине которой Лелька-первокурсница.

Семья…

Изменилась ли ячейка общества по сравнению с каменным веком?

Пожалуй, нет.

Те же проблемы.

Заботы о пище, о теле.

О благоустройстве гнезда.

О детях.

За окнами тьма. На лице Зинаиды усталость и архи— модная косметика. По-моему, она не нужна… на стадии всеобщего увядания.

Я впадаю в полудрёму…

Сегодняшний вечер будет таким.

Ужин.

Бабушка осведомляется о Дуликове, Прохорове, Бернере. Бабушка знает о них больше, чем наш отдел кадров.