Сандра Браун - От ненависти до любви

— У меня есть как раз то, что ты любишь, — ответила Кари. Порывшись в сумке, она вытащила ключ и открыла входную дверь. Сегодня она отпустила прислугу, с тем чтобы они смогли присутствовать на похоронах хозяина. К тому же в этот день ей никто, кроме близких друзей, не был нужен. — Специально для тебя держу сивуху, которую, кроме твоей милости, никто в рот взять не может.

Шутка получилась не очень удачной, однако Пинки оценил ее. Он прекрасно знал, что у нее сейчас на душе. Томаса Уинна она поистине боготворила. Сам же Пинки не считал их брак нормальным, однако ни разу не отважился высказать свою точку зрения вслух, тем более в присутствии Кари. Она не терпела от посторонних не то что критического слова — даже намека на критику в адрес собственного мужа.

Дом был холоден и мрачен. Скудные лучи солнца пробивались сквозь узкие и высокие окна. Войдя в комнату, Кари перевела вверх рычажок регулятора тепла. Сняла пальто и шляпу, оцепенело посмотрела на них, словно не зная, куда деть. В конце концов вещи полетели на стул.

— Я сам налью, — торопливо произнес Пинки, направляясь к антикварному шкафчику, переделанному под бар. — Ты что будешь, Бонни?

— Виски без содовой.

— Вот это я понимаю! Серьезную девушку сразу видно. А ты, Кари?

— А-а… Что угодно. — Она обессиленно опустилась на диван.

Бонни Стрэнд потянулась к ней со своего кресла и успокаивающе взяла за руку. Пинки за глаза называл эту женщину «сухофруктом», однако при этом явно кривил душой. Она не была похожа на сушеное яблоко. Отнюдь. Седые искорки в каштановых волосах Бонни лишь смягчали резковатые черты ее лица. При этом оно нисколько не теряло своей красоты и выразительности.

Это была хорошо сохранившаяся, ухоженная, самостоятельная женщина лет сорока пяти. Подарив ей одного за другим трех сыновей, муж бросил ее, и с двадцати двух лет Бонни приходилось вести неустанную борьбу за то, чтобы прокормить себя и своих мальчиков. Теперь они уже выросли, окончили колледж, и каждый вел вполне обеспеченную жизнь. Бонни Стрэнд отличалась твердым характером, но в то же время имела доброе сердце. Она была одной из наиболее цельных натур, которые довелось знать Кари.

— Мне придется уехать из этого дома, — проговорила Кари, нарушив молчание.

— Почему? — удивилась Бонни.

— Милая, — убедительным тоном произнес Пинки, подходя к ним с напитками, — ты сейчас просто не в состоянии принимать подобные решения.

— Если я не сумею взять себя в руки, если по-прежнему буду стараться ни о чем не думать, то, боюсь, мой мозг отключится, и я впаду в кому. — Ей нужно было во что бы то ни стало заставить себя продолжать жить. Неужели им это непонятно? Естественно, ей не хотелось даже шевелиться, не говоря уже о том, чтобы строить планы на будущее. И все же она знала, что должна что-то делать. Должна! — Все уже решено. Я уеду отсюда, как только соберу вещи.

— А ты вполне уверена, что тебе это так необходимо? — спросил Пинки, сунув ей в руку бокал.

Это был бренди. Кари сделала глоток и зажмурилась, когда сладкий огонь потек по ее жилам.

— Да. В этом доме жила первая семья Томаса. Ты видел сегодня на кладбище его сына и дочь. Они вполне могли восстать против отца, когда мы с ним поженились, однако не сказали ни слова против. Именно его первая жена сделала этот дом домом в полном смысле слова. Их дети выросли здесь. И я не хотела, чтобы у них хотя бы на секунду возникло подозрение, что я задумала прибрать к рукам то, что не принадлежит мне по праву. — Она отпила еще бренди. — После того как мы поженились, Томас изменил завещание. Но я настояла, чтобы и по новому завещанию дом оставался детям.

— Довольно щедро с твоей стороны, — протянул Пинки, озираясь по сторонам. — Это гнездышко стоит по меньшей мере миллион.

Поместье, занимавшее более гектара земли, находилось в Черри-Хиллс — наиболее престижном районе Денвера. Обсаженная голубыми елями асфальтовая дорожка вела к величественному зданию, в котором было пятнадцать комнат. В поместье имелся теннисный корт с искусственным освещением, плавательный бассейн и конюшня. Само поместье было не менее живописно, чем стоявший в его центре особняк в духе эпохи Тюдоров [3].

Разведя руки в стороны, Кари изобразила на лице лучезарную улыбку.

— Я девушка простая, каждый день работаю. Ну зачем мне все это? — По выражению лиц собеседников она видела, что те не слишком ей верят. — Все светские развлечения, которые были у нас с Томасом, теперь в прошлом. Большинство наших знакомых — его друзья. Так что соберу я вещички и подыщу себе квартирку поскромнее. — Кари опустила глаза. Луч полуденного солнца, упавший на ее бокал, заставил бренди искриться, как янтарь. — К тому же я просто не хочу жить здесь без…

Она напряглась, сдерживая слезы, готовые снова хлынуть из глаз. Справившись с ними, Кари обратилась к Пинки:

— Ведь я еще не потеряла работу, не так ли?

— Да не беспокойся ты о своей работе, — ласково проворчал он, затрусив обратно к бару, чтобы снова наполнить свой опустевший стакан.

— Не беспокоиться? В то время, когда Салли Джен-кинс неймется занять мое место в программе? Ну уж нет. Через неделю я снова буду на рабочем месте!

— Лишь для того, чтобы разреветься перед камерой? — разгневанно прогремел Пинки, волчком повернувшись на месте. — Не торопись, Кари. Подожди, пусть твои раны хоть чуть-чуть затянутся. А об этой сучке даже думать забудь. Да, она заменяет тебя, но временно. Слышишь? Вре-мен-но! Когда ты вернешься, твое место будет ждать тебя. Ты сама прекрасно знаешь это. И пусть эта сопливая потаскушка Дженкинс делает что хочет. Неймется, скребется…

— О чем это ты? — неожиданно выпрямилась в кресле Бонни.

— А что я такого сказал?

— Как-то странно ты это сказал: «скребется».

— Это всего лишь рифма к гораздо более выразительному слову, означающему то, на что готова Дженкинс, когда хочет получить место в программе.

— Ты хочешь сказать, она не прочь переспать с тем, кто может ей это место обеспечить? — прошипела сквозь зубы Бонни, не терпевшая недомолвок.

— Ага…

— Она и тебе предлагала?

Уперев мясистые кулаки в пухлые бока, Пинки устремил на нее испепеляющий взгляд.

— Да, предлагала! Ну и что из этого?

— И что же ты? — хладнокровно допрашивала Бонни.

— Ничего! Я в постели сделок не заключаю.

Благосклонно улыбнувшись, Бонни снова расслабилась в кресле.

— Что же ты в ней, интересно, делаешь?

Застонав от отчаяния, Пинки повернулся к Кари.

— В общем, твое рабочее место — за тобой.

— Спасибо, Пинки, но мне отпуск не нужен. Постараюсь выйти, как только перееду отсюда на новое место. Томас бы меня понял, — добавила она тихо, опустив голову. Ее палец скользил по краю бокала.