Евгений Адлер - Земля и небо. Записки авиаконструктора

После благоустроенного, строго регламентированного различными инструкциями и наставлениями Бюро внедрения, расположенного на улице Радио (вдали от производства и аэродрома), здесь дышалось свободнее и легче, особенно приятной оказалась близость и доступность Центрального аэродрома, а впоследствии и ЦКБ (Центрального конструкторского бюро) завода № 39, примыкавшего к аэродрому.

Опытный экземпляр самолета АИР-6

Приютившийся на территории учебно-тренировочной эскадрильи Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского самолет АИР-6 еще издали привлекал внимание, выделяясь среди однообразных военных самолетов своей веселой раскраской с полосатым вертикальным оперением. Вблизи самолет оказался тщательно отделанным, очень симпатичным. На полу трехместной кабины лежал ворсистый серый коврик, сиденье летчика и пассажирский диванчик обиты сереньким вельветом с аккуратными синими окантовками, стены и потолок отделаны светло-серой байкой, а по стыкам панелей пущены фанерные штапики, полированные под красное дерево. Даже головки шурупов были отникелированы и отполированы, а на задней стенке кабины, над диванчиком, красовалась овальная виньетка, тоже в полированной рамке, набранная из вертикальных складок серого блестящего шелка. Изящная дверца с раздвижными стеклами при открытии автоматически фиксировалась к подкосу крыла пружинным стопором (с музыкальным звоном).

Особенно хорошее впечатление осталось после знакомства с Алексеем Анисимовичем Демешкевичем, инженером по эксплуатации академической эскадрильи, радушно встречавшим конструкторов и всегда с готовностью отвечавшим на наши вопросы. Если же нужно было подобраться к интересующему конструктора отдаленному узлу, подходы к которому загораживали другие механизмы или агрегаты, всегда на подхвате оказывался шустрый моторист Колька Салов, проворно разбиравший все, что оказывалось на пути к цели.

Мало-помалу работа по созданию комплекта рабочих чертежей АИР-6 стала продвигаться вперед. Фанерки в окнах нашего помещения уступили место стеклам, щели исчезли, отопление и освещение наладились. Несмотря на приближение зимы, в КБ стало уютнее, и мы, наконец, удостоились посещения самого Александра Сергеевича Яковлева — АэСа, как потом мы между собой стали его называть.

Еще накануне этого события Трефилов организовал генеральную уборку, мытье пола и надраиванье мутноватых стекол в окнах.

Когда молча к нам подошел довольно молодой брюнет с лицом аскета и живыми карими глазами, мы не сразу распознали своего Главного конструктора. Только после того, как возле него завертелся волчком Трефилов и слегка оживился всегда невозмутимый Беляев, мы поняли, что это и есть Яковлев.

Держался он очень скромно, даже застенчиво. Если для нас он представлял собой уже известного инструктора, то и мы для него, видимо, были хоть и молодыми, но уже набившими руку конструкторами-профессионалами. После первого знакомства он стал бывать все чаще и чаще, да и мы расширили свое представление обо всем его хозяйстве. На наших пропусках проставили какие-то хитрые штампики, благодаря которым мы смогли подходить не только к АИР-6, но и проходить прямо с аэродрома в сборочный цех завода № 39, где располагались самолеты ЦКБ.

Самолет АИР- 7

Там, за барьером из шкафов, заканчивалась постройка нового спортивного самолета Яковлева АИР-7, который уже выходил из категории легких. Это был двухместный моноплан с мотором воздушного охлаждения М-22, таким же, что стоял на боевом истребителе И-5. По схеме он напоминал американский спортивный самолет «Джи Би», но тот был одноместным. Мы подолгу любовались этим самолетом, который обещал стать новым словом в авиатехнике. Правда и другие самолеты были интересными, и мы украдкой бродили по цеху, разглядывая эти новинки. Тут стоял еще более тяжелый, чем знакомый нам ЛШ (легкий штурмовик), бронированный штурмовик конструкции Кочеригина ТШ (тяжелый штурмовик), истребители И-3 Н. Н. Поликарпова и И-5 Д. П. Григоровича, спортивный самолет В. В. Никитина и разведчик Р-5 Поликарпова (в новой модификации А. Н. Рафаэлянца).

Как-то раз, прямо с порога, Яковлев спросил:

— Кто хочет поизобретать? Нужно остеклить кабину АИР-7.

— Давайте попробую, — первым отозвался я.

Он подошел к моему столу и вкратце поставил задачу: закрыть кабину пилота и пассажира так, чтобы обеспечить плавное обтекание обеих кабин, простой доступ к сиденьям и возможность аварийного покидания самолета в случае необходимости. Это было ново (тогда головы летчиков прикрывали только передними козырьками).

Я с жаром принялся за работу, интуитивно пытаясь опередить свое время и предвосхитить появившуюся позже конструкцию сдвижной части фонаря, откатывающуюся назад по рельсам на шарикоподшипниках.

Ломая голову над хитроумными деталями рельсов, катков, замков и ручек, я заметил, что сначала Яковлев подолгу останавливался у стола, присматриваясь к моему творчеству, затем стал заглядывать мельком, а потом и вовсе проходил мимо. Озадаченный этим, я отправился на сборку к АИР-7. Злополучный фонарь уже заканчивали устанавливать на самолет. Над каждой кабиной были устроены прозрачные откидные створки, левая поменьше правой, которые фиксировались в закрытом положении обычными оконными шпингалетами. Легко и просто.

— Где же ваш чертеж? — спросил на другой день Яковлев, снова подходя к столу.

Я молча показал на корзину с изорванными клочками бумаги.

— Что так?

— Давно в Малом театре не был. Забыл пьесу Островского «На всякого мудреца довольно простоты».

— А вы такую пьесу помните — «Не было ни гроша, да вдруг алтын»?

— Да, а что?

— Я бы хотел вам поручить постройку еще одного экземпляра АИР-6. Справитесь?

— Постараюсь.

— Желаю удачи.

Так, еще не закончив вечернего отделения Московского авиатехникума (МАТ), в свои 18 лет я оказался ведущим конструктором дублера АИР-6. Мне предстояло самостоятельно преодолеть невидимый жизненный барьер, взобраться на такую высоту, откуда откроются неохватные дали. Шутка ли — мне поручалась постройка настоящего, реального самолета.

Перед этим рывком не грех оглянуться назад, на уже пройденный путь, набраться сил, вдохнуть полной грудью, беспристрастно оценить свой жизненный багаж перед крутым подъемом. Хотя я и родился в Петербурге, всегда по-настоящему чувствовал себя дома только в Москве. Вернее на участке Ленинградского шоссе, примыкающего к Петровскому парку. Каких только чудес тут нет! Роскошный Петровский дворец — волшебное творение русского зодчего М. Ф. Казакова. Отсюда, из этих мест, пошла гулять по России, а затем, вместе с Федором Шаляпиным, по всему свету, удалая русская песня: