Георгий Горин - Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино)

Клаас. Имя хорошее…

Палач. Не дури! Дальше самое интересное: «Лица же, впавшие в ересь или же закосневшие в таковой, подлежат сожжению, а какому именно — на медленном или на быстром огне, — это по усмотрению судьи. За прочие преступления дворяне подлежат сечению, крестьяне — повешению, а женщины — закапыванию в землю живьем… Доносчикам же его святейшее высочество выделяет треть всего принадлежавшего казненным…»

Рыбник. Стоп, стоп! Это важный пункт… Что там насчет денег?

Палач. Доносчик получает треть имущества…

Рыбник. Интересно… (Встает, обходит дом, оглядывается.) А как вот, скажем, стол делить… или лошадь?

Клаас. Эй, Иост, ты решил сделаться доносчиком?

Рыбник. Ну, что значит — решил?… Такие вещи не решают, это приходит как-то само собой… по вдохновению.

Клаас. Подлый ты человек, рыбник…

Рыбник. Да не я! Время такое, Клаас. Господи, да родись я в какой-нибудь ренессанс, я, может быть, музыку бы писал, мадонн разных. Но сейчас-то — инквизиция! Костры, плахи… Где ж тут талантливому человеку развернуться? Время такое…

Сооткин (вдруг хватается за живот, кричит). О-ох! О-ох!

Все вскочили с мест.

Клаас (радостно). Началось! Пришел час! Врешь, рыбник, время подлым не бывает — только люди. А время у нас веселое. Время рождаться Тилю! (Обнимает живот жены.) Давай, мой мальчик: пробивай лбом дорожку. Заждались мы тебя, захирели ожидаючи… Давай. Свет! Музыка! Фландрия! Встречайте его… Все еще только начинается!..

Полный свет, музыка, песня.

Город Дамме. Площадь Большого Базара перед зданием суда. Монах Корнелиус продает индульгенции.

Монах (заунывно). Купите индульгенции. Христиане, купите отпущение грехов своих! Это святая торговля. За несколько флоринов вы попадете в рай!

Неожиданно из здания суда доносится отчаянный женский крик: «Больно! Огонь! Дайте мне яду!.. Ой!..» Монах испуганно крестится. Крик стихает. Из здания суда выходят Палач, Профос и Рыбник.

Профос (Палачу) . Все! Ее можно отпустить. Каталина не колдунья!

Палач (снимая маску и перчатки). Ясное дело, господин профос. Кабы была колдунья, она б призналась… Огоньком я ее прижег на совесть!

Рыбник (задумчиво). Ах, как это все-таки жестоко… Пожилую женщину — огнем…

Профос. Я и сам переживаю… Но надо же, в конце концов, установить: ведьма или не ведьма?

Рыбник. Конечно, конечно… Я не об этом. Я говорю: в городе Брюгге как-то гуманней это делается. Связывают женщину, бросают в реку: если тонет-значит, не ведьма!

Палач. Так у нас и реки нет.

Рыбник (печально). Да, да… Как это все непродуманно!

Монах (заунывно). Купите индульгенции! Купите отпущение грехов!..

Появляется Клаас. Все поспешно бросаются к нему.

Профос. Ну что?… Как она себя чувствует?…

Клаас. Жена повела ее домой… По-моему, Каталина лишилась рассудка.

Рыбник. Бедная!.. Ах, как это все жестоко…

Палач (отводит Кпааса в сторонку). Клаас, я уж старался как мог… поаккуратней…

Клаас (задумчиво). Да, да, молодец!

Палач. Хитрость-то в чем: пакля сырая. Дыму много, а огонек не очень… Оно и не так больно!

Клаас. Да, да, спасибо! (Дает Палачу деньги.)

Монах. Купите индульгенции. Купите отпущение грехов!

Профос (достает кошелек). Дай мне, монах! Пусть Господь простит нам нашу суровость! (Покупает индульгенцию.)

Клаас (строго, Рыбнику). А ты, Иост?

Рыбник. А что я? Ты считаешь — грех на мне?… Клаас, я ведь не настаивал на пытке!.. Я просто хотел ясности… Ты ведь сам видел: Каталина делала какие-то отвары из трав, все время что-то бормотала… У нее видения бывали!.. Я ведь с ней искренне, по-соседски: Каталина, говорю, не надо видений!.. А она не слушается!.. (Вздохнул.) Слава богу что оказалось — не ведьма!.. Впрочем, грех откупить всегда полезно ! (Порылся в карманах.) Клаас, не одолжишь флорин?

Клаас (протянул кошелек). Бери!.. Больше бери!

Рыбник (заглянув в кошелек). Откуда столько денег?!

Клаас. Не волнуйся, деньги честные!.. Наследство от покойнго брата.

Рыбник. Как? Твой братец… того? Поздравляю, Клаас… Вернее, сочувствую… Ну, в общем, ты понимаешь?… Везет же людям!.. Вот так живешь, живешь — и раз… брата нет! (Покупает индульгенцию.)

Профос (подойдя к Клаасу) . Если увидишь Каталину, передай ей мое искреннее сочувствие… Надо ж, чтоб именно сегодня, в базарный день… такое… Ах! (Покачал головой, ушел.)

За ним ушли Рыбник и Палач. На сцене остались Клаас и Монах.

Появляется Ламме. Он ведет за руку упирающуюся жену, Калликен.

Калликен. Не надо, Ламме, милый! Пойдем домой…

Ламме. Нет, пусть нас рассудят!.. Если не веришь мне, послушай умного человека. Вот — Клаас! У него была большая жизнь, он мудрее.

Калликен. Стыдно, Ламме!..

Ламме. Ничего стыдного… Дело житейское… Клаас, рассуди нас с женой!

Клаас. Здравствуй, Ламме! Здравствуй, Калликен!

Калликен. Здравствуйте, папаша Клаас… Образумьте его. (Указала на мужа.)

Ламме. Нет, погоди… Дай сказать мне!.. Клаас, ты знаешь, что я женился на этой женщине, потому что влюбился в нее. И каждый влюбится, если он не слепой. Стоит только взглянуть на эти румяные щеки, на эту лебединую шейку, на эти мраморные плечики, на эту нежную грудь, на этот упругий живот, на эти крутые бедра, на эти круглые колени…

Калликен (жалобно). Ламме!

Ламме. Не перебивай! (Клаасу.) И вот, когда я на всем ЭТОМ женился, моя жена отказывает мне в законных супружеских наслаждениях, поскольку кто-то внушил ей, что это — грех!

Монах. Ты права, дочь моя. Это тяжкий грех!

Ламме (Монаху). Не вмешивайтесь, святой отец! (Клаасу.) Что за напасть? Как только монах или, прости господи, евнух, так обязательно лезет с советами к новобрачным!.. Ну, слушай! Я ей говорю: дорогая жена, Господь сотворил нас мужчиной и женщиной вовсе не для того, чтоб мы в постели вели философские беседы! Он создал нас для любви! А она…

Калликен. Безбрачие — путь к совершенству. Не думай о теле, Ламме, думай о душе!

Ламме. Милая, у меня большая душа, но тело гораздо больше. Как же о нем не думать?!