Аделаида Герцык - Стихи 1907-1925 годов

Глаза отвыкли от моленья,

Уста не помнят Божьих слов.

И вянут в горестном забвеньи

Мои цветы – Его садов.

Внемлю, как тяжкие удары

Смыкают цепи бытия,

И жду – какой последней карой

Воспламенится ночь моя.

Июнь 1911

Выропаевка

Благодарю Тебя, что Ты меня оставил

С одним Тобой,

Что нет друзей, родных, что этот мир лукавый

Отвергнут мной,

Что я сижу одна на каменной ступени

– Безмолвен сад -

И устремлен недвижно в ночные тени

Горящий взгляд.

Что близкие мои не видят, как мне больно,

Но видишь Ты.

Пускай невнятно мне небесное веленье

И голос Твой,

Благодарю Тебя за эту ночь смиренья

С одним Тобой.

1911

Он мне позволил не ведать тайное

И жить не помня, не жалея,

Сказал: пой песни свои случайные,

Я позову тебя позднее.

И я осталась здесь за оградою,

Близ отчего блуждаю дома -

Исполнен горькой мой дух усладою,

Все здесь изведано, знакомо.

Сыграю песню порой недлинную,

Сплету венок из маргариток.

Он мне позволил творить невинное,

Свернув и спрятав вещий свиток.

Смотрю на окна. Стою недвижимая

И знаю – так неотвратимо:

Пока закрыто мне непостижимое

(Я вся во власти, в снах природы) -

Хочу – простое, но волю – тайное,

И медлю, торопить не смея…

Пытаюсь снова вязать случайное -

Он позовет меня позднее.

1911

Так ли, Господь? Такова ль Твоя воля?

Те ли мои слова?

Тихо иду по весеннему полю,

Блещет росой трава.

Дом мой в молчаньи угрюм и тесен,

Как в него вступишь Ты?

Хочешь ли Ты моих новых песен,

Нищей моей простоты?

Смолкну, припав к твоему подножью,

Чуть уловлю запрет…

Быть Тебе верной – прими, о Боже,

Эту мольбу и обет!

Много путей, перепутий много,

Мигов смятенья и тьмы,

Буду молчать или нет дорогой -

Будет, как хочешь Ты.

1912

Пробуждая душу непробудную,

Оковав молчанием уста,

Он ведет меня дорогой трудною

Через тесные врата.

Будит волю мою неподвижную,

Научает называть Себя,

Чтоб была я простая, не книжная,

Чтоб все в мире приняла, любя.

Потеряюсь среди бездорожия -

Зажигает свет в Своем Дому, -

Нахожу опять тропу я Божию,

Среди ночи стучусь к Нему.

Закрепленная Его прощением,

Охраняемая как дитя,

Я живу в сладострастном прозрении,

То задумываясь, то грустя…

1912

Sub rosa: Аделаида Герцык, София Парнок, Поликсена Соловьева, Черубина де Габриак

– М., Эллис Лак, 1999.

В любимом Храме моя Заступница сбирает всех.

Толпятся люди и к плитам каменным с таскою льнут.

Чуть дышат свечи из воска темного. Прохлада, муть.

"Уж чаша наша вся переполнена и силы нет,

Скорей, скорей, Скоропослушница, яви нам свет!

От бед избавь, хоть луч спасения дай увидать!"

С печалью кроткою глядит таинственно Святая Мать.

И мне оттуда терпеньем светится пречистый взгляд,

Ей все открыто: ключи от Царства в руке дрожат.

Лишь станет можно – откроет двери нам в тот самый час.

О сбереги себя, Скоропослушница, для горьких нас.

1919

Судак

Нас заточили в каменный склеп.

Безжалостны судьи. Стражник свиреп.

Медленно тянутся ночи и дни,

Тревожно мигают души-огни;

То погасают, и гуще мгла,

Недвижною грудой лежат тела.

То разгорятся во мраке ночном

Один от другого жарким огнем.

Что нам темница? Слабая плоть?

Раздвинулись своды – с нами Господь…

Боже! Прекрасны люди Твоя,

Когда их отвергнет матерь-земля.

В этот судный день, в этот смертный час

Говорить нельзя.

Устремить в себя неотрывный глас -

Так узка стезя.

И молить, молить, затаивши дух,

про себя и вслух,

И во сне, и въявь:

Не оставь!

В ночь на 9 января

Ночь ползет, тая во маке страшный лик.

Веки тяжкие открою я на миг.

На стене темничной пляшет предо мной

Тенью черной и гигантской часовой.

Чуть мерцает в подземельи огонек,

Тело ноет, онемевши от досок.

Низки каменные своды, воздух сыр,

Как безумен, как чудесен этот мир!

Я ли здесь? И что изведать мне дано?

Новой тайны, новой веры пью вино.

Чашу темную мне страшно расплескать,

Сердце учится молиться и молчать.

Ночь струится без пощады, без конца.

Веки тяжкие ложатся на глаза.

Я заточил тебя в темнице.

Не люди – Я,

Дабы познала ты в гробнице,

Кто твой Судья.

Я уловил тебя сетями

Средь мутных вод,

Чтоб вспомнить долгими ночами,

Чем дух живет.

Лишь здесь, в могиле предрассветной,

Твой ум постиг,

Как часто пред тобой и тщетно

Вставал Мой Лик.

Здесь тише плоть, душа страдальней,

Но в ней – покой.

И твой Отец, который втайне, -

Он здесь с тобой.

Так чей-то голос в сердце прозвучал.

Как сладостен в темнице плен мой стал.

6-21 января 1921

Судак

Господи, везде кручина!

Мир завален горем, бедами!

У меня убили сына

С Твоего ли это ведома?

Был он как дитя беспечное,

Проще был других, добрее…

Боже, мог ли Ты обречь его?

Крестик он носил на шее.

С детства ум его пленяло

Все, что нежно и таинственно,

Сказки я ему читала.

Господи, он был единственный!

К Матери Твоей взываю,

Тихий Лик Ее дышит сладостью.

Руки, душу простираю,

Богородица, Дева, радуйся!..

Знаю, скорбь Ее безмерна,

Не прошу себе и малого,

Только знать бы, знать наверно,

Что Ты Сам Себе избрал его!

Февраль 1921

Метель метет, темно и холодно.

Лицо закидывает стужей,

А дома дети мои голодны,

И нечего им дать на ужин.

Над человеческим бессилием

Ликует вьюга и глумится.

А как же полевые лилии?

А как же в поднебесьи птицы?..

Зачем везде преграды тесные?

Нет места для людей и Бога…

Зачем смущенье неуместное

У незнакомого порога?

Есть грань – за нею все прощается,

Любовь царит над миром этим.

Преграды чудом распадаются.

Не для себя прошу я, детям.

Кто знает сладость подаяния?

– Вдруг перекликнулись Земля и Небо.

По вьюжной тороплюсь поляне я,

В руке сжимая ломтик хлеба.

Декабрь 1921

Дают нам книги холодные, мудрые,

И в каждой сказано о Нем по-разному.

Толкуют Его словами пророческими,

И каждый толкует Его по-своему.

И каждое слово о Нем – обида мне,

И каждая книга как рана новая,

Чем больше вещих о Нем пророчеств,

Тем меньше знаю, где правда истинная.

А смолкнут речи Его взыскующие,

И ноет сердце от скуки жизненной,

Как будто крылья у птицы срезаны,

А дом остался без хозяина.