Леонид Корнилов - Корниловский мятеж

Выкричу горе небу под дых.

Выпадут слезы круглы, как росины.

Ты же не мертвых хоронишь, Россия,

ты же земле предаешь молодых,

чернорабочих чеченской войны.

Коротко стриженный. Думаю, русый.

Богом обиженный, мальчик безусый,

павший в дырявую память страны,

На высоте, что посмертно взята,

названый брат неизвестным солдатам,

слившийся кровью своей с автоматом,

где он твой, Родина-мать, сирота?

Под знаком "двухсотых"

Взвод на "первый-второй" рассчитался сполна.

И вкопался по грудь на высотах.

А наутро солдат рассчитала война

на "двухсотых", и только "двухсотых".

Я в кощунстве страну упрекнуть не могу,

но ее не разжалобишь взводом.

Десять русских "двухсотых" лежат на снегу,

как близняшки с двухтысячным годом.

С грузом "двести" в душе я и сам неживой.

Что творится, сограждане, с нами?

Раньше с фронта писали: погиб, как герой.

А теперь - только цифра с нулями.

Скоро нам телеброкеры сводки потерь

подадут вперемешку с рекламой.

Мы позволили нашим глазам запотеть

и не видим, где криво, где прямо.

А каленые жерла нелепой войны

затыкают нам грохотом уши.

Мы отводим глаза от уставшей страны.

Дал бы Бог отвести еще души.

Грузом "двести" на них навалился Кавказ.

Не укрыться в жилищах высотных.

Эта линия фронта прошла через нас.

Не в двухтысячном мы, а - в "двухсотом".

Солдатка

Цветное фото в черной рамке

все носит девочка с собой.

Ее любовь на пыльном танке

уходит в свой последний бой.

И в нашем веке, двадцать первом,

как в сорок первом, грозовом,

вслед за письмом с признаньем первым

стучится похоронка в дом.

И воскрешая боль утраты,

творят молитву соловьи.

Ее любовь ушла в солдаты

и служит в армии Любви.

Господь, оставь ее влюбленной,

не старой девой, не вдовой.

Страшней любви неразделенной

есть - разделенная войной.

Привыкаю к войне

И я привыкаю к войне.

От сводки тупею, как с водки.

И нету прямее наводки,

чем бить с телебашни по мне.

Испытанным беглым огнем

накрыли экранные профи

мой дом, как окоп в полный профиль.

Как слышишь, Россия, прием?

Не слышу, не слышу сердец.

Все меньше сердечного стука.

И землю со скрежетом в руку

гребет напоследок боец.

И в пыль ударяется кровь,

и падает кровь раньше тела.

Закроем глаза неумело

тому, кто прикроет нас вновь.

Извечный войны лабиринт

не пройден до края ни разу.

"Горячая точка" Кавказа

опять проступает сквозь бинт.

И линия фронта в эфир

выходит. И это не слишком?

Выходит, войны передышку

мы приняли снова за мир.

И бьют с телебашни по мне

бесстрастно экранные профи.

Мой дом, как окоп в полный профиль.

И я привыкаю к войне.

И смерти приказано жить,

А жизни предложено выжить.

Как волк, современника лижет

желанье пойти и убить.

В цепной полоумной тоске

грызет свои ядра реактор.

И палец Кавказ-гладиатор

нам всем отстрелил на руке.

И кажется, все не к добру:

и книги, и вечное небо.

И разум посеяли в небыль,

раз штык прировняли к перу.

И красный закат белым днем.

И солнце крадется ночами.

И спутаны ноги речами.

И как мы, Россия, пойдем.

По душам затоптанным - марш.

По счастью, истекшему в ранах.

И снится на телеэкранах

кошмар государственный наш.

А в яви страшней, чем во сне,

всемирный потоп огнестрельный.

Я тем уже ранен смертельно,

что я привыкаю к войне.

Колыбельная "цинку"

Экскаваторный ковш нашу русскую землю грызет.

То жует чернозем, то вонзается в глину.

Мы упали ничком, потому что стремились вперед

А теперь все равно нас положат на спину

Бьет Чечня по Уралу, по Хабаровску бьет

Бьет по стару и малу, выбивая народ.

У какого предела скажет Родина-мать:

не солдатское дело за господ помирать.

Нам сказали, страна о Кавказский споткнулась хребет,

Мы не умники, чтоб обходить эти горы

И надежды свои запечатав в почтовый конверт,

мы ушли без надежд, передернув затворы.

Бьет Чечня по Уралу, по Хабаровску бьет.

Бьет по стару и малу, выбивая народ.

У какого предела скажет Родина-мать:

не рабочее дело за господ помирать.

Барабанят по нам в аккуратных окопах могил

то приморский песок, то московская глина.

Но хотелось бы знать, почему мы дожить не смогли

человеческий век, ну хотя бы его половину?

Бьет Чечня по Уралу, по Хабаровску бьет.

Бьет по стару и молу, выбивая народ.

У какого предела скажет Родина-мать:

не народное дело за господ помирать.

Эх, Россия

Эх, Россия, где тебя носило?

Я родился, а тебя нема.

В строку - лыко.

Да беда от силы.

Как мне мыкать горе от ума?

То ли русский? То ли россиянин?

То ли песня, то ли стон навзрыд?

Эй, этруски, братья-праславяне,

расскажите мне про остров Крит.

Будем снова вырубать мечами

из Земного шара Землю-мать.

Было слово, кажется, вначале.

Не забыть бы нам с него начать.

А за словом явится и слава.

И славяне не заставят ждать.

Будут снова русские заставы

от Ивана до Петра стоять.

Ну а дале пушкинские строки

светлой далью вышьют горизонт.

Мы, славяне, в мире одиноки

тем, что нам без славы не резон.

Нету славы - нету и России.

В сорок пятом Русь еще была.

Боже правый, в космос нас носили

звезды, догоревшие дотла.

А двуглавый крыльями не машет,

словно брат цыпленка табака.

Нету славы в бедной жизни нашей.

Не кольчужка - память коротка.

Эх, Россия, где тебя носило?

Я родился, а тебя нема.

Я б сгодился для великой силы.

А на что мне нищая сума?

Русский

Я - русский! В грудь стучу рукой.

Но в этом есть оттенок грустный.

Как будто на вопрос: какой?

Я отвечаю: "Русский, русский"...

Не сразу предков извиня,

кричу им: как вы жили-были,

что прилагательным меня

так неудобно приложили?

Неужто беден наш язык,

и не нашлось другого слова?

Хоть я к другому не привык,

хоть мне и с этим не хреново.

Но... существительное - я!

Не стану даже подлежащим.

Я сдачу не беру с рубля.

Я не какой-то там пропащий.

Мне не нужна приставка "при".

К России я не прилагаюсь.

Я существую с ней, внутри,

не сопрягаясь, не склоняясь.

И не желаю я служить

при ней бесплатным приложеньем.

Мне легче голову сложить,

чем быть частицей предложенья.

Во мне бузит великоросс.

И всякой выходке навстречу,

как на шести шагах - всерьез,

вполне существенно отвечу.

Да, русский, русский я навек!

А кто не понял, растолкую:

в значенье Русский Человек

я в этом мире существую.

Американских... нет как нет.

Голландских... нет, английских... тоже,