Роберт Браунинг - Стихотворения

Как поздно, друг, я затвердил урок,
Что жизнь иль смерть в свой час нам преподали:
Малы сердца и короток их срок –
Но страсти нет конца, как нет конца печали –
Мог пережить тебя, а разлюбить не мог!

Зачем бежать?
Ведь я –
Влюблен!

Покуда я есть я, а ты есть ты,
Покуда мир вмещает нас обоих,
Лечу, любя, за непреклонною тобою,
Ловить я буду, ты – сжигать мосты.
Боюсь, вся моя жизнь – одна ошибка.
Как ни печально, это, кажется, судьба!
Я сделал все – тщетна моя борьба,
Как воплотить желанье в мире зыбком?
Держись и стой, все жилы напрягая,
Других утешь, сам упади, смеясь,
Среди насмешек вновь на путь вступая –
Вот мой удел, единственная с жизнью связь!
Остановись, заметь от дальнего предела
Меня внизу, в грязи и темноте.
Не раньше старая надежда умереть успела,
Чем новая спешит к той же черте.

И я живу,
Пусть –
Отделен!

За шагом шаг – готов
Я обыскать весь дом,
Где с нею проживал.
Не бойся, сердце, ведь тебе дано ее найти,
Сейчас, ее саму! – не шелест на пути
Портьер задетых, мимолетный аромат духов!
…Карниз почистила – весь в блеске золотом,
И трепетание пера в глуби зеркал.

Уходит день во тьму,
Дверь, ход – успеха нет,
Но я начну опять.
Дом обошел большой, от центра до крыла,
Все то ж! догнать себя опять мне не дала.
Мне душно, я устал, бесплодный труд – к чему?
Но знай! – так много тайн укажет тусклый свет,
Альковов, и углов, мест дальних, где искать!

Все, что я узнал
О звезде одной –
Сеет, как кристалл,
Всюду свет живой:
Алый мечет дрот,
Синий – вслед за ним;
Друг ко мне придет,
Той звездой маним,
Чтоб я к ней летел не один, а с ним!

Скроет свой бутон, смолкнут звуки лир,
Вам, друзья, дивиться Сатурну-кораблю.
Пусть звезда друзей велика, как мир –
Моя лишь мне открыта, и я ее люблю.

Весь день, всю ночь дождя напев,
И ветра краткий кончен сон,
На вязы он обрушил гнев,
На озере – вод бурных звон,
Таюсь, и в сердце страха стон.
Порфирия скользнула в дом,
И холод, буря прочь ушли;
Присела перед очагом,
И заблестел огонь в пыли,
Перчатки, все в следах земли,
Снимает, мокрый плащ – долой,
Ослабив шляпы ремешок,
Дает кудрям упасть рекой.
Ко мне присела в уголок,
Зовет. Ответить я не смог.
Тогда мою ладонь ведет
Открыв плечо, к груди своей,
И кудри русые вразлет
Спадают по плечам вольней;
К себе прижав сильней, сильней
Меня, бормочет, сколь любим,
Трепещет. Жаль, свободу дать
Не хочешь ты страстям слепым,
Гордыни узел развязать
И навсегда моею стать.
Но нас ведет порою страсть;
Не может праздник превозмочь
Желаний в ней; найти, припасть
Хотела и спешила прочь,
Себе на горе, в дождь и в ночь!

Конечно, счастлив я и горд:
Порфирия покорна мне
Как никогда. Остался тверд –
Окрепла воля в тишине;
Лишь сердце пляшет, все в огне!
В тот день была она моей,
Прекрасна и чиста. С трудом
Приняв решенье, я кудрей
Поток единым свил жгутом,
Вкруг горла обернул узлом
И удавил. Не больно, нет
Ей было – так я ощутил.
Как бы пчелу поймавший цвет,
Бутон, я веки ей раскрыл:
Все тот же взор, и тот же пыл!
Затем волос ослабил прядь
На шее; все тепла щека,
Которую стал целовать,
И голова её легка,
И ей сейчас моя рука
Опорой; не постылый груз!
Как розы, все цветут уста.
Ты рада? Вечен наш союз,
Нет горя, зла – лишь красота,
Любовника сбылась мечта,
И мы с Порфирией вдвоем.
Ты не узнаешь: темный вал
Желаний в сердце спал моем…

Так вместе встретили рассвет.
Бог промолчал, и кары нет!

Дождь на закате начал лить,
И ветер воющий взыграл,
Он пруд старался разозлить
И вязы долу преклонял,
И я, в отчаяньи, внимал.

Как вдруг Порфирия порог
Переступила тихо мой.
Став на колени, огонек
Зажгла в печи моей пустой
И вызвала тепло и свой

Плащ мокрый поспешила снять,
Шарф, шляпу сбросила она,
И влажных кос упала прядь,
И, рядом сев со мной, меня
Она окликнула, но я

Молчал. Тогда она, обвив
Свой нежный стан моей рукой,
Плечо открыла и, склонив
Меня на грудь к себе щекой,
Все скрыла желтою косой,

И мне шептала, что меня
Так любит. Но любви своей
Не вырвет, слабая, она
Из суеты мирских цепей,
Чтоб безраздельно стать моей.

Но пир веселый удержать
Ее не смог, – так дорог тот,
Чья бледность скорбная – печать
Любви напрасной к ней, и вот
В дождь, в вихрь ко мне она идет.

Забилось сердце у меня:
Так наконец-то я узнал,
Что любит пламенно она.
Но сердца стук я удержал
И сам с собою рассуждал:

Сейчас моя она, моя,
Прекрасна в чистоте своей,
И что мне делать – понял я, –
Из желтых жгут скрутил кудрей,
Обвил вкруг шеи трижды ей,

И задушил. Я убежден,
Что ей не больно было, нет.
И нежно, как пчела бутон,
Я веки ей раскрыл. В ответ
Глаз синих засмеялся свет.

Ослабил косу я слегка, –
Под поцелуем вновь зажглась
Румянцем нежная щека.
Я посадил ее. Склонясь
Ко мне на грудь на этот раз,

Головка нежная легла,
Навек счастливая своей
Мечты свершением. Ушла
Она от суетных цепей,
И я, любовь ее, при ней.

Любовь Порфирии. Мечты
Твои вот так исполнил рок.
И мы сидели, я и ты,
Всю ночь не двигаясь, и Бог
Ни слова нам сказать не мог.

Есть в Брауншвейге славный град
Ганновер; и, как младший брат
Встал Гамельн рядом. Везер, быстрая река,
Пред ним крутые моет берега.
Клянусь, там жизнь всегда приятна и легка!
Но сотню лет тому назад,
Когда мой начинается рассказ,
Там было не до шуток и проказ –
Страдали все – и стар и млад.

Скопленье крыс!
Всех съели кошек, лишь собаки сбереглись;
Детей кусали серые в постельках,
Там злыдень выпил молоко, тут сыр изгрыз
Иль суп лакает в кухне из тарелки.
Селедку утащили, нам оставив слизь,
Где в шляпах гнезда, где разбит сервиз,
И даже дамам досаждать взялись –
Те соберутся поболтать,
А крысы ну-ка стрекотать –
Несутся визги вверх и вниз!