Лу Синь - Повести и рассказы

– Ой, повариха небось умерла со страху? – закричала перепуганная нянька.

Слушатели еще шире раскрыли глаза и разинули рты.

– Оказывается, длинноволосые постучались в ворота, а Чжао ни в какую не хочет открывать, да еще ругается: «Хозяин в отъезде, а вы хотите грабить!» Длинново…

– Есть достоверные сведения? – Это вернулся Лысый. Я смутился было, но, заметив, что выражение лица у него не такое строгое, как обычно, решил не убегать. Тут мне подумалось, что, если придут длинноволосые и швырнут голову Лысого в руки няньке, я смогу каждый день лить воду в муравейник и не нужно будет зубрить Конфуция.

– Нет еще… Длинноволосые разбили ворота; дядюшка Чжао бросился им навстречу, а как увидел – перепугался. Тут длинноволосые…

– Учитель Ян-шэн! Мой человек вернулся, – заорал во всю глотку Яо-цзун.

– Ну и что? – Лысый выскочил из дома, тараща свои близорукие глаза. Мы тоже бросились к Яо-цзуну.

– Третий господин сказал, что про длинноволосых все выдумали. На самом деле через Хэсюй прошло несколько десятков беженцев – только и всего. Беженцы – это те, кто ходит по дворам и просит милостыню. – Яо-цзун, опасаясь, что не поймут, что такое «беженцы», решил дать пояснения, причем все свои познания по этому вопросу вложил в одну фразу.

– Ха-ха! Беженцы… – расхохотался Лысый, как бы иронизируя над поднявшимся было переполохом и одновременно показывая, что беженцев нечего бояться. Глядя на учителя, рассмеялись и остальные.

Получив столь достоверные сведения от Третьего господина, все разошлись, вернулся к себе и Яо-цзун. Под деревом остались лишь старик Ван и еще три-четыре человека. Лысый долго прогуливался по двору, потом сказал:

– Пойду успокою своих домашних. Утром вернусь.

Он ушел с «Баминшучао» в руках, успев, однако, сделать мне замечание:

– Сегодня весь день не занимался, завтра наверняка не сможешь ответить ни одного урока. Садись-ка за книжку, живо, нечего озорничать!

Опечаленный, я уставился на огонек в трубке Вана, не в силах вымолвить ни слова. Ван все курил и курил. Мне было видно, как вспыхивал и снова гас огонек в трубке, напоминая светлячка в густой траве. Тут мне вспомнилось, как прошлой осенью, гоняясь за светлячками, я заблудился, попал в заросшее камышом озерко и так напугался, что даже забыл о Лысом.

– Хе, все твердят: длинноволосые, длинноволосые, – снова заговорил Ван, вынув трубку изо рта. – Поначалу они и впрямь страшны, а потом, глядишь, ничего особенного.

– Так ты, значит, видел их? Ну, рассказывай, какие они, эти длинноволосые? – сгорая от любопытства, спросила няня.

Не иначе как дедушка Ван сам был длинноволосым. Я решил, что, если приход длинноволосых избавит меня от Лысого, значит, они добрые, поэтому Ван, который хорошо ко мне относится, тоже должен быть длинноволосым.

– Ха-ха! Нет, не довелось… Няня, а сколько тебе в ту пору лет было?

– Мне одиннадцатый шел. Мать тогда увела меня в Пин-тянь, потому я их не видела.

– А я прятался в горах Хуаншань. Как длинноволосые подошли к деревне, так я и убежал. Зато два двоюродных брата и сосед мой, Ню Сы, замешкались, вот молоденький длинноволосый их и поймал. Вывел он их на мост Тайшшцяо, принялся им головы рубить, а у него не получается; тогда он столкнул их в воду, они и потонули. А каким здоровенным был этот Ню Сы – мог взвалить на плечи два даня и еще пять шэнов [12]риса и пронести добрую половину ли [13]. Сейчас таких не сыщешь… Дошел я до Хуаншаня уже к вечеру, на верхушке горы в кустах еще солнце, а внизу уже вечер, и колосья на полях темные-темные, не то что днем… Подошел я к подножью, вижу: никто за мной не гонится, – от сердца немножко отлегло. Потом огляделся – никого из односельчан не видно, и опять загрустил. Уже когда совсем завечерело, успокоился. Вокруг безлюдье, тишина, только и слышно: дзи-дзи, уа-уа-уа…

– А что это «уа-уа»? – с удивлением спросил я. Но нянька испуганно схватила меня за руку, словно дальнейшие расспросы могли навлечь беду лично на нее.

– Это лягушки. А еще рогатая сова кричала жалобно-прежалобно. Да, няня, знаешь, дерево в темноте легко можно за человека принять… А потом присмотрелись к длинноволосым – ничего особенного. Когда они отступали, наши деревенские бросились за ними с лопатами да мотыгами. Наших и было-то человек десять, тех же добрая сотня, а они бежали, боялись остановиться и дать сдачи. После каждый день ходили добывать сокровища. Вот и Третий господин из Хэсюя в ту пору разбогател.

– Как это – добывать сокровища?

– Добывать сокровища? Э-э… Когда наши кинулись догонять длинноволосых, те нарочно бросали на дорогу золото, серебро, жемчуг. Наши стали подбирать все это, спорили за каждую монетку, за каждую жемчужину н отставали. Мне тоже досталась жемчужина, да такая крупная, с фасоль. Пока я удивлялся да радовался, Ню-эр подкрался и огрел меня палкой по голове, а жемчужину забрал. Если бы не он, и я стал бы богачом – ну, не таким, как Третий господин, конечно… Отец Третьего господина, Хэ Го-бао, как раз в то время вернулся в Хэсюй. Смотрит, а у него дома в старом шкафу молоденький длинноволосый прячется, с длинной косой на голове…

– Ну вот, дождь начинается. Пора и на покой, – заторопилась няня.

– Нет, нет, погодите! – Я чувствовал себя, как читатель, который дошел до самого интересного места в романе и вдруг натолкнулся на фразу: «если хотите знать, что случилось дальше, прочтите следующую главу»; мне хотелось, не отрываясь, читать дальше и дальше, до самого конца. Но няня не разделяла моего нетерпения.

– Иди, иди в постель, а то завтра проспишь, опять отведаешь учительской линейки.

Дождь усиливался; капли с шумом падали на огромные листья банана перед окном – казалось, это крабы ползают по песку. Лежа на подушке и вслушиваясь в этот шум, я скоро уснул.

– Ой, учитель! В следующий раз я буду лучше учить.

– Что с тобой? Приснилось что-нибудь? Я тоже видела страшный сон, а теперь ты напугал… Что привиделось-то? – Няня поспешила к моей постели и начала легонько хлопать меня по спине.

– Приснилось?… Ничего особенного… А ты что видела?

– Длинноволосых… Завтра расскажу, а сейчас уже ночь. Спи, спи…

Братья X – сейчас я не называю их фамилии – в прошлом, когда мы учились в средней школе, были моими хорошими друзьями. С тех пор как мы расстались, прошло много лет, и связь между нами мало-помалу прекратилась. Недавно я случайно узнал, что один из них тяжело болен: когда я ездил на родину, то по пути завернул к ним и застал лишь одного из братьев, он и рассказал мне, что его младший брат был болен.

«Вы напрасно проделали такой длинный путь только ради того, чтобы навестить нас. Ведь он давно уже поправился и сейчас уехал в N за назначением на казенную должность». Затем, громко рассмеявшись, он достал две тетради дневника и сказал, что не мешает познакомить старых друзей с состоянием брата во время болезни. Захватив с собой дневник, я вернулся домой и по просмотре записей пришел к заключению, что больной страдал «манией преследования». Повествование было весьма путаное, отсутствовала последовательность в изложении, встречалось множество бессвязных слов; не были проставлены ни месяц, ни число, и только по разнице в цвете туши, по почерку можно было заключить, что дневник написан не в один раз. Отобрав из дневника все более или менее связное, я объединил это в одну книгу, чтобы представить ее врачам для научения. Я не исправил ни одного слова, лишь изменил фамилии людей, хотя это не имеет никакого значения, ибо все они являются деревенскими жителями и мало кому известны. Что же касается заглавия книги, то оно было дано самим автором дневника после его выздоровления и не менялось.