Лоран Гунель - День, когда я научился жить [litres]

– На кого ты сейчас больше всего рассержена? – спросил он наконец неестественно спокойным голосом.

– В данный момент и на него – за то, как он с нами поступил, и на тебя за то, что ты готов все спустить ему с рук.

Джонатан поднял на нее глаза:

– И это все?

Она бессильно опустила руки.

– Если ты именно это хочешь услышать, – сказала она, вдруг понизив голос, – то и на себя тоже – за то, что не поверила тебе когда-то. Но это не причина, чтобы Майкл остался безнаказанным!

Джонатан несколько секунд помолчал, потом вздохнул:

– Не надо оставаться с тем, кто причинил тебе зло. Уехать – самое мудрое решение.

– Но это он должен уехать!!!

– У нас нет законных оснований его к этому обязать.

Она с отвращением мотнула головой.

– Давай уедем, – сказал он. – Начнем другое дело, мы сможем, у нас все получится. Надо верить в жизнь.

Она снова взорвалась:

– Нельзя продавать ему наши доли уже хотя бы потому, что он так долго этого добивался! Ведь он ради этого все и затеял. Он чуть не разрушил нашу любовь, нашу семью, а ты хочешь сделать ему подарок?

– В любом случае я не вижу, кому он мог бы их перепродать. Покупателя для убыточного предприятия найти не так-то легко. Но если тебе просто не хочется каждый день видеться с Майклом в течение нескольких месяцев…

– Фу, жуть какая!

Джонатан вздохнул:

– Ну и оставь его. Он не ведает, что творит.

– Но это глупо.

– Я думаю, что его надо пожалеть, только и всего…

Анжела снова с досадой тряхнула головой.

– Я не хочу ни с кем драться, – сказал Джонатан. – Не хочу провести остаток жизни в ссорах.

Анжела нахмурилась:

– Почему ты так говоришь? Я же не прошу тебя мстить за нас до конца твоих дней и…

Джонатан не хотел углубляться в эту тему. Рассказывать ей о предсказании цыганки было еще не время.

– Давай уедем, и я что-нибудь придумаю. Пока еще сам не знаю что, но обещаю, что заставлю его пожалеть о своих преступлениях.

Спустя полчаса они отправились в кафе, чтобы позавтракать, и заметили вдалеке какое-то странное скопление народа, которое постепенно стало заполнять террасу. Толпа все приближалась, и вдруг кто-то крикнул: «Это он!» Все обернулись к застывшему от удивления Джонатану, а небольшая группа журналистов, операторов и микрофонщиков ринулась к нему, как свора гончих.

Какой же смысл побеждать при таких условиях?

Эта мысль с самого рассвета без конца крутилась в измученном мозгу Остина Фишера. Открытие стратегии тренера его как громом поразило. И сразу перед ним встало множество вопросов, которые до сего дня никогда не возникали.

Его унижали, чтобы заставить реагировать, щекотали его самолюбие, чтобы заставить побеждать…

Вот оно, значит, что.

Но один вопрос неотвязно преследовал и мучил его с особой силой: а смог бы он победить без всего этого? Состоялись бы спортивные достижения, если бы никто не разжигал его уязвленный нарциссизм, не бередил старые раны, чтобы вызвать жажду реванша, болезненную потребность доказать другим, что он чего-то стоит?

В углу комнаты, на экране телевизора, настроенного на ленту новостей, появилось изображение какой-то знаменитости. Чтобы сбросить напряжение, Остин глубоко вздохнул.

Может, успех – удел невротиков? Может, чтобы найти в себе нечеловеческие силы, необходимые для возвышения, надо иметь уязвленное эго?

Ну, если вспомнить, сколько психопатов подвизается в высших правительственных сферах и руководит крупными проектами, то ответ напрашивается сам собой…

Он настежь распахнул дверь, ведущую к бассейну и на его персональную террасу. Все эти опасения мучили его, он задыхался, несмотря на то что ему предоставили невероятно огромные апартаменты в гостинице, которая больше походила на дворец. Он в ярости пнул ногой хрустальный графин, что стоял на низком столике. Графин разлетелся вдребезги, усыпав осколками мраморный пол.

Роскошь есть компенсаторный механизм для трусливого самолюбия.

Он глубоко вздохнул. Надо собраться и отложить на потом все эти метафизические вопрошания.

Все после финальной игры.

Он открыл бутылку «Перрье» и отхлебнул прямо из горлышка, проигнорировав стоявший рядом роскошный хрустальный бокал баккара. Перед распахнутой дверью плавно колыхались на легком ветерке воздушные занавески. По телевизору снова крутили тот самый репортаж, что он видел несколько часов назад. Речь шла о парне, над которым издевались в Сети и которого потом волна пользовательских симпатий вознесла до самых облаков. Остин рассеянно слушал суждения этого парня о жизни, о ценности наших поступков, наших слов, о том, что связывает нас с другими, о бессмысленности соперничества…

«Мне нравится, – говорил он журналисту, – жить в согласии с людьми и в мире с самим собой».

Его спросили, зачем он столько делает для абсолютно незнакомых людей.

«Жизнь – это игра, – отвечал он. – Когда я играю, я дерзаю…»

А потом бросил как бы вскользь: «Делать людям добро – то же самое, что делать добро себе самому».

Остин был на расстоянии световых лет от таких рассуждений, но все же они нашли в нем особый отклик, странно созвучный его ситуации. Они поколебали то ясное и определенное направление, которое он до сих пор себе задавал. До сих пор…

Он чувствовал себя как компас, у которого после стихийного бедствия отказала стрелка, указывающая на север.

Отчего так вышло, что он услышал эти слова именно сегодня, в той ситуации, которая сложилась у него после всего, что случилось вчера? Отчего жизнь преподнесла ему такие совпадения, такую синхронность событий?

Он вышел на террасу, разделся и нырнул в бассейн.

Холодная вода влила в него силы, взбодрила его. Проплыв бассейн под водой, он высунул голову.

Он выиграет этот матч. В одиночку. Несомненно, он будет единственным в мире теннисистом, кто готовится к турниру Большого шлема без тренера. Но он победит. Победит – такой, какой он есть, и никто не будет его подначивать, нажимая на болезненные психологические пружины. Это будет его победа, по-настоящему его.

В согласии с людьми и в мире с самим собой .

Эта формула, прозвучавшая из уст Джонатана, как лейтмотив, переходила из одного интервью в другое.

Райан так и не оправился от такого интереса массмедиа к его бывшей жертве. С этой точки зрения закрытие блога теперь уже значения не имело. Он слишком долго тянул с этим – недобросовестные пользователи растащили видеоролики, и теперь они появились на множестве других сайтов. Формула Джонатана повторялась повсюду.

С комком в горле и с камнем на сердце он ликвидировал блог на гостеприимном сервере Миннеаполиса, тщательно уничтожив его малейшие следы в Cети. Это был вопрос безопасности, вопрос выживания. Такая вот петрушка. И теперь он чувствовал себя обездоленным, лишенным единственного источника развлечений. Он скучал, как политик, который взял да и перестал плести интриги.