Лю Чжэньюнь - Я не Пань Цзиньлянь

Так Дун Сяньфа и попал в суд. а поскольку в армии он служил командиром батальона, то в суде ему дали должность начальника отдела. Через десять лет его повысили до члена судебной коллегии. Но все работники судебной системы понимают, что на самом деле значит такое продвижение. Должность члена коллегии это не что иное, как служебный пост, лишенный всяких полномочий. Звучит это вроде как очень громко, но не идет ни в какое сравнение с должностью заместителя председателя суда, у которого имеется право вести судебные дела, выносить по ним решения, пользоваться служебным транспортом, подписывать счета. то есть власти у него было даже меньше, чем у начальника отдела. Другими словами, Дун Сяньфа сместили вниз, подняв рангом выше. на этой должности Дун Сяньфа тоже проработал десять лет, и совсем скоро у него близился выход на пенсию. Двадцать лет назад и председатель суда, и его заместитель были старше Дун Сяньфа, а нынешние работники на этих должностях по возрасту ему уже уступали, так что теперь Дун Сяньфа, с точки зрения возраста, перезрел. Именно по этой причине за двадцать лет службы он добрался лишь до члена коллегии и дальше по карьерной лестнице не поднимался. Ведь его перевод с должности начальника отдела на должность члена судебной коллегии расценивался как понижение, что вызывало презрение у коллег, но еще больше у самого Дун Сяньфа. Но если коллеги всегда относились к нему презрительно, то Дун Сяньфа испытывал к себе такое чувство в ключевые моменты жизни. Несколько раз ему предоставлялась возможность стать заместителем председателя суда, но он всегда упускал этот шанс. Вообще-то член коллегии ближе к посту заместителя председателя суда, чем начальники отделов, однако несколько из них уже переплюнули его, став заместителями, в то время как Дун Сяньфа оставался на прежнем посту. Ключевые моменты жизни будут поважнее, чем рутина. Ведь все, что мы по капле копим, должно выливаться во что-то важное, не так ли? Но важнее было отношение к нему коллег, считавших, что за двадцать лет он не добился повышения из-за своей никчемности, хотя сам Дун Сяньфа полагал, что во всем виновата его прямота. Именно из-за неумения лебезить, делать подношения, нарушать законы ради взяток его звездный час так и не настал. Два чувства испытывал Дун Сяньфа по этому поводу: пессимизм и отчаяние. Отчаяние Дун Сяньфа, рожденное его же справедливостью, заставляло его идти по пути наименьшего сопротивления. Но важнее всего важного было то, что Дун Сяньфа никогда не любил свою работу в суде. и не любил он ее вовсе не потому, что не считал важной, а потому, что с малых лет ему нравилось что-то созидать, а не разрушать. а в суде он целыми днями занимался тем, что имел дело с какими-то неурядицами. Ведь кто придет в суд с чем-то хорошим? Это напоминает работу врачей, которым ежедневно приходится сталкиваться не с нормальными, а с больными людьми. Только если в больницах предметом рассмотрения становятся болезни, то в суде — сложные жизненные ситуации. а без болезней и тяжб больницам и судам пришлось бы просто закрыться. Дун Сяньфа понимал, что выбрал в жизни не тот путь, и это было самым главным. Ему казалось, что куда лучше работать торговым посредником на скотоводческом рынке, сводя продавцов и покупателей. Но, находясь на посту члена судебной коллегии, он не мог все бросить и пойти работать на рынок. Да случись такое, все вокруг решат, что Дун Сяньфа окончательно помешался, даже если для него самого это будет самым разумным поступком. Поэтому ежедневно он вынужденно выполнял работу члена судебной коллегии, влача свое безрадостное существование. Окружающим казалось, что такое состояние Дун Сяньфа объясняется отсутствием подъема по служебной лестнице и той должностью, которую ему удалось занять за двадцать лет работы в суде. Даже во время застолий за него поднимали тосты как за обиженного. Действительно, такая причина хандры Дун Сяньфа имела место, но все-таки важнее было его ярое нежелание быть членом судебной коллегии, вместо этого он бы с удовольствием предпочел работать посредником на рынке. Но еще печальнее было то, что о своем горе он не мог никому рассказать. Поэтому, кроме того, что Дун Сяньфа свою работу выполнял просто для галочки, он еще и ко всему миру и людям испытывал некоторое отвращение. Чувствуя из-за этого какую-то безысходность, Дун Сяньфа в свободное от работы время пристрастился к выпивке. Вообще-то говоря, его должность члена судебной коллегии также касалась изучения судебных тяжб. Другими словами, Дун Сяньфа был причастен ко всем судебным делам, из-за чего и жалобщики, и ответчики старались зазвать его на рюмочку. Но с течением времени народ понял, что вся его власть ограничивается лишь изучением дел и причастностью к ним. у него не было права окончательного решения, что умаляло его достоинства в сравнении с тем же начальником отдела или судьей, поэтому желающие пригласить его выпить и потрепаться иссякли. не имея приглашений со стороны, Дун Сяньфа мог бы выпить со своими коллегами по работе. Однако из его коллег не находилось никого, кто бы хотел тратить время на общение с бездарем, который двадцать лет протоптался на месте и у которого впереди ничего, кроме пенсии, уже не маячило. Суд — это такое место, где каждый день кто-то кого-то приглашает выпить, однако Дун Сяньфа это не касалось. а при таких обстоятельствах и захиреть недолго. с течением времени Дун Сяньфа докатился до того, что стал сам цепляться к коллегам в поисках халявы. Едва часы показывали одиннадцать утра, Дун Сяньфа начинал расхаживать по крыльцу здания суда. и когда оттуда в компании жалобщиков либо ответчиков выходили его приглашенные на обед коллеги, то, наткнувшись на Дун Сяньфа, они из вежливости предлагали ему присоединиться. Сначала Дун Сяньфа вроде как начинал отказываться, прикрываясь делами. Потом, не давая опомниться, добавлял:

— Впрочем, утро вечера мудренее. Сколько бы уток в хозяйстве не водилось, после обеда их на реку не выпускают.

Таким образом, он заодно со своими коллегами ходил покушать и выпить. Однако со временем коллеги Дун Сяньфа, завидев его на крыльце, старались тут же предупредить разговор:

— Лао Дун, знаем, что ты занят, поэтому сегодня тебя не приглашаем.

Это выводило Дун Сяньфа из себя:

— А кто сказал, что я занят? в чем дело? не хотите моей компании? Вы не думайте, что я уже не у дел. Я вам ответственно заявляю, что, проработав в суде двадцать лет, я может и не смогу чем-то помочь, но подпортить вам жизнь для меня проще простого.

От таких его заявлений коллеги неловко оправдывались:

— Глянь-ка, как разволновался, уж и пошутить нельзя.

В результате, выпивать шли все вместе.