Ким Маккуарри - Последние дни инков

Бингхем предусмотрительно взял с собой в поход фотографическую камеру и штатив — весь остаток дня он провел, фотографируя древние строения. На фоне великолепных инкских стен, трапециевидных дверных проемов и красиво тесанных каменных блоков Бингхем помещал сержанта Карраско или мальчика. Тридцать с небольшим фотографий, сделанных им в тот день, станут первыми из нескольких тысяч, которым предстоит появиться в последующие годы, — многие из этих снимков украсят обложки журнала «Нэшнл джиогрэфик», который выступит одним из спонсоров последующих экспедиций. Так, уже через неделю после того, как Хирам Бингхем отправился в поход из города Куско, он сделал самый главный шаг в своей жизни. Хотя Бингхем прожил почти до середины следующего столетия и по ходу своей карьеры даже добился поста сенатора США, именно этот непродолжительный по времени подъем на неизвестный доселе горный хребет в Перу принес ему вечную славу.

«Моя дражайшая, — писал Бингхем своей жене на следующее утро, уже находясь на уровне долины, — мы добрались сюда позапрошлой ночью и разбили палатку 7x9 футов в одном уютном уголке, который я тебе уже описывал. Вчерашний день [Гарри] Фут провел в поиске насекомых для своей коллекции. [Уильям] Эрвинг занимался обработкой [фотографических] карточек, а я поднялся на высоту в 1000 футов — к дивному древнему городу, называющемуся Мачу-Пикчу». Бингхем продолжал: «Стоящие здесь каменные строения такие же великолепные, как и подобные им в Куско! До сих пор они практически никому не были известны, и они вызовут сенсацию. Я полагаю вернуться сюда через короткое время, чтобы пробыть здесь по крайней мере неделю».

В последующие четыре года Бингхем возвращался к развалинам Мачу-Пикчу еще дважды. Он откапывал развалины, расчищал и наносил их на карту. Одновременно он проводил сравнение обнаруженных находок с описаниями затерянного города Вилькабамбы в старых испанских хрониках. Хотя поначалу Бингхем испытывал некоторые сомнения, вскоре он убедился в том, что развалины Мачу-Пикчу — это не что иное, как руины легендарного мятежного города инков Вилькабамбы.

Позднее Бингхем писал в одной из своих книг:

«Мачу-Пикчу являет собой „Затерянный город инков“, излюбленную резиденцию последних императоров, местонахождение храмов и дворцов, выстроенных из белого гранита в одной из самых недоступных областей большого каньона Урубамбы; некогда это было сокровенное святилище, куда допускались только знать, жрецы и девы Солнца. Когда-то это место именовалось Вилькапампа [Вилькабамба], но сегодня оно известно под названием Мачу-Пикчу».

Однако не все были уверены в том, что Бингхем обнаружил тот самый мятежный инкский город. Некоторые ученые, знакомые со старыми испанскими хрониками, обнаруживали расхождения между описанием города Вилькабамбы, приводимым испанцами, и теми ошеломляющими — по общему признанию — архитектурными свидетельствами, которые разыскал Бингхем. Была ли все же цитадель Мачу-Пикчу действительно последним оплотом инков — как он описан в испанских хрониках? Или могло быть так, что Хирам Бингхем, который ныне прославляем во всем мире как главный эксперт в области истории инков, допустил колоссальную ошибку, и мятежный город еще только предстоит открыть? Для тех ученых, кто испытывал сомнения, был лишь один способ отыскать истину: вернуться к хроникам XVI в., с тем чтобы больше узнать о том, как и почему инки создали самый крупный центр повстанческого движения, который когда-либо до той поры знал Новый Свет.

21 апреля 1536 г. в субботу, в конце Пасхальной недели, немногие из 196 испанцев, находившихся в инкской столице Куско, могли себе вообразить, что уже через несколько недель они либо погибнут, либо подойдут настолько близко к границе, отделяющей жизнь от смерти, что каждый из них будет просить об отпущении грехов и вверит свою душу попечению Создателя. Уже через три года после того, как Франсиско Писарро и его испанский отряд казнили инкского императора Атауальпу при помощи гарроты [10] Гаррота — орудие казни, род железного ошейника, который сдавливал шею осужденного до полного его удушения. — Примеч. пер. , захватили огромную часть империи, растянувшейся в длину на 2500 миль и насчитывавшей 10 миллионов подданных, дела у испанских конкистадоров начали идти все хуже и хуже. За последние несколько лет испанцы консолидировали свои территориальные приобретения, поместили на троне марионеточного инкского правителя, увели инкских женщин, обрели власть над миллионными массами и отправили огромное количество индейского золота и серебра в Испанию. Все первые конкистадоры к этому времени стали уже очень богатыми людьми — сродни нынешним мультимиллионерам, — те же, кто пробыл в Перу достаточно продолжительное время, уже отбыли в свои огромные поместья. Первые конкистадоры превратились в феодальных сеньоров, обрели положение и репутацию, основали семейные династии. Они уже сменили свои доспехи на превосходную льняную одежду, щегольские шляпы с яркими перьями, выставленные напоказ драгоценности и лоснящиеся трико. В Испании и других европейских королевствах, равно как и на островах и материковых территориях, относящихся к Карибскому бассейну и ныне перешедших под юрисдикцию испанской короны, завоеватели Перу стали уже легендарными фигурами: и молодежь, и люди почтенного возраста мечтали только об одном — как бы примерить на себя ладно скроенные сапоги конкистадоров.

В описываемое нами весеннее утро на андской возвышенности высотой в 11 300 футов послышался резкий звон церковных колоколов — со стороны строения, которое испанцы в спешном порядке возвели на безукоризненно вырезанных серых камнях Кориканчи, инкского храма Солнца. По улицам этого чашеобразного города, окруженного зелеными холмами, поползли слухи о том, что марионеточный инкский император скрылся и что он вернется со стотысячным индейским войском.

Испанцы высыпали из своих жилищ, вооружившись стальными мечами, кинжалами и четырехметровыми пиками, надев на головы шлемы-морионы с высокими гребнями и сильно загнутыми спереди и сзади полями. Они седлали своих коней, яростно кляня инков последними словами — называя их «собаками» и «предателями». Воздух в этот день был чист и свеж, и подковы лошадей громко стучали по мостовым.