Эрих Мария Ремарк - Обетованная земля

Тем временем я сообразил, что особых причин скрывать свое имя у меня нет.

— Я-то знаю, — возразил я, — а вам какое дело?

Незнакомец посмотрел на меня, хлопая глазами, как сыч.

— Я к вам пришел по поручению Роберта Хирша, — сообщил он наконец.

Я изумленно уставился на него:

— От Хирша? От Роберта Хирша?

Незнакомец кивнул:

— От кого же еще?

— Роберт Хирш умер, — сказал я.

Незнакомец посмотрел на меня. Он явно был озадачен.

— Роберт Хирш живет в Нью-Йорке, — заявил он. — Я говорил с ним не далее как два часа тому назад.

Я покачал головой:

— Не может быть. Вы его с кем-то путаете. Роберта Хирша расстреляли в Марселе.

— Полный бред! Хирш прислал меня, чтобы помочь вам отсюда выбраться.

Я не верил ему. Вдруг это ловушка, которую подстроили американские инспекторы?

— А откуда он знает, что я здесь? — спросил я.

— Ему позвонил какой-то Рабинович и все о вас рассказал. — Незнакомец достал из портфеля визитную карточку: — Моя фамилия Левин. Из адвокатской конторы «Левин и Уотсон». Может, хоть это вас убедит. Вы страшно недоверчивы. Почему? Что за тайны вы скрываете?

Я сделал глубокий вдох. Кажется, ему можно было верить.

— Весь Марсель знает, что Роберта Хирша расстреляли гестаповцы.

— Марсель! — презрительно ухмыльнулся Левин. — Мы-то с вами в Америке!

— В самом деле? — Я оглядел наш зал с зарешеченными окнами, по которому бродили другие эмигранты. Левин снова издал свой каркающий смешок.

— Ну пока что не совсем. А вы, я вижу, еще не потеряли чувство юмора. Господин Хирш мне о вас кое-что рассказал. Вы с ним вместе сидели во французском лагере для интернированных, верно?

В ответ я молча кивнул. Я все еще не мог прийти в себя. Роберт Хирш жив! И он здесь, в Нью-Йорке!

— Верно я говорю? — нетерпеливо переспросил Левин.

Я снова кивнул. То, что сказал Левин, было правдой только наполовину: Хирш провел в лагере всего один час. Он явился туда переодетым в форму офицера СС и потребовал у французского коменданта выдать ему двоих политических беженцев из Германии, которых разыскивало гестапо. Случайно он заметил меня — он ведь не знал, что я сидел в том же самом лагере. И глазом не моргнув, Хирш тотчас потребовал и моей выдачи. Комендант, запуганный майор-резервист, которому все это давно надоело, попросил только оставить ему официальную расписку. Роберт не заставил себя упрашивать — у него всегда был с собой запас поддельных и настоящих бланков с печатями. Он распрощался нацистским приветствием, запихнул нас в свою машину и был таков. Обоих политических через год снова схватили в Бордо: они угодили в гестаповскую ловушку.

— Да, верно, — сказал я. — Можно мне посмотреть те бумаги, которые дал вам Хирш?

Левин немного поколебался.

— Да, конечно. А что такое?

Я ничего не ответил. Я хотел убедиться, что в заявлении Роберта не было противоречий с той историей, которую рассказывал инспекторам я сам. Я внимательно прочитал весь текст и только тогда вернул его.

— Все верно? — спросил Левин в третий раз.

— Да, — сказал я и снова осмотрелся. Казалось, весь мир мгновенно переменился. Я был не один. Роберт Хирш был жив. До меня донесся звук голоса, который я считал навеки умолкшим. Теперь все стало другим. Ничто еще не потеряно.

— Сколько у вас денег? — спросил адвокат.

— Сто пятьдесят долларов, — осторожно ответил я.

Левин покачал лысой головой:

— Маловато. Даже для краткосрочной гостевой визы на транзит в Мексику или Канаду. Но это мы уладим. Вам что-то неясно?

— Да. При чем здесь Мексика и Канада?

Левин снова оскалил лошадиные зубы.

— Они здесь ни при чем, господин Зоммер. Самое главное сейчас — переправить вас в Нью-Йорк. Проще всего запросить краткосрочную транзитную визу. А въехав в страну, вы можете всерьез расхвораться. Ехать дальше будете не в состоянии. Тогда можно будет подавать новые заявления. Да и мало ли как жизнь изменится? Сейчас самое главное — просунуть ногу в дверь. Теперь вы меня понимаете?

— Да.

Мимо нас с громким плачем прошла женщина. Левин вытащил из кармана очки в черной роговой оправе и посмотрел ей вслед.

— Видно, торчать здесь — небольшое удовольствие, — произнес он.

Я пожал плечами:

— Могло быть и хуже.

— Хуже? Это как?

— Гораздо хуже, — сказал я. — Например, можно было торчать здесь с раком желудка. Или Эллис-Айленд мог находиться в Германии. Там вашего отца могли бы приколотить гвоздями к полу, чтобы заставить вас дать показания.

Левин молча уставился на меня.

— У вас чертовски мрачная фантазия, — сказал он наконец.

Я покачал головой:

— Нет. Всего лишь чертовски мрачные воспоминания.

Адвокат вытащил из портфеля громадный пестрый носовой платок и оглушительно высморкался. Затем он аккуратно сложил его и снова засунул в портфель.

— Сколько вам лет?

— Тридцать два.

— И давно вы уже в бегах?

— Уже почти пять лет.

На самом деле я скрывался еще дольше; но Людвиг Зоммер, настоящий владелец моего паспорта, эмигрировал только в 1939 году.

— Еврей?

Я кивнул.

— С виду вы как-то не очень похожи на еврея, — заявил Левин.

— Возможно. А что, вам кажется, что Гитлер, Геббельс, Гиммлер и Гесс с виду очень похожи на арийцев?

Левин снова издал каркающий смешок.

— О нет! Никоим образом! Да и какая разница? К чему вам выдавать себя за еврея, раз вы не еврей? Особенно в наше время! Правда ведь?

— Вполне возможно.

— Вы сидели в немецком концлагере?

— Да, — вырвалось у меня. — Четыре месяца.

— Вы сможете подтвердить это бумагами? — с какой-то жадностью набросился на меня Левин.

— Не было там никаких бумаг. Меня просто выпустили, а потом я ударился в бега.

— Жалко! Сейчас бы они нам очень пригодились.

Я внимательно посмотрел на Левина. Я понимал, чего он хочет, но мне претила такая бойкая торговля своим прошлым. Для этого оно было слишком отвратительным. Таким отвратительным, что мне стоило больших усилий затопить его где-то на самом дне моей памяти. Не забыть, нет — только пригасить на время, пока мое прошлое не потребуется мне вновь. Не здесь, на Эллис-Айленде, — в Германии.

Левин открыл свой портфель и достал несколько листов бумаги.

— Да, вот еще господин Хирш снабдил меня заявлениями и свидетельскими показаниями людей, лично вас знавших. Все уже заверено у нотариуса. У моего партнера Уотсона — так было проще. Хотите и их посмотреть?

Я отрицательно покачал головой. Все эти свидетельства я видел еще в Париже. Роберт Хирш был мастер по этой части. Читать их снова мне совершенно не хотелось. Несмотря на неслыханное везение, как ни странно, мне казалось, что надо хоть в чем-то положиться на волю случая. Эмигранты поймут меня без лишних слов. Кто боролся за жизнь, имея шансы один из ста, тот всегда готов ставить на удачу. Но объяснять это Левину было бессмысленно.