Энн Маккефри - Мастер-арфист

Вскоре после Окончания Оборота кашель Мерелан перешел в бронхит. В начале Оборота, когда стояла холодная погода, простуда была делом обычным — вот и Петирон с маленьким Робинтоном тоже простыли. Но они-то быстро справились с хворью, а состояние Мерелан все ухудшалось, и певица не могла больше заниматься вокальными упражнениями — ее тут же начинал душить кашель. Теперь ее здоровье всерьез тревожило Петирона — впервые за все время.

И не его одного. Бетрис и Джиния тоже забеспокоились: после родов Мерелан успела немного набрать вес, а теперь она начала быстро худеть.

— У тебя действительно нет в работе каких-нибудь крупных произведений — на той стадии, когда пора приступать к репетициям? — спросила Джиния у Петирона, вручив ему очередную бутылочку с лекарством для Мерелан.

Петирон неохотно покачал головой. Если бы не болезнь, он бы наверняка писал сейчас что-нибудь грандиозное для весенней Встречи.

— Ну, тогда вот что, — заявила Джиния. — Я случайно узнала, что мастер-арфист ищет наставника для одного холда в Южном Болле. Это как раз неподалеку от тех мест, где родилась Мерелан. Почему бы тебе не попроситься на эту должность? Думаю, там вполне смогут подыскать подходящее пристанище для небольшого семейства. К нам как раз прибыли торговцы Риткампа, они смогут довезти вас почти до самого холда Пири.

И прежде чем Петирон успел придумать достаточно убедительную причину, препятствующую немедленному отъезду из цеха, оказалось, что их пожитки уже погружены на вьючных животных, — так распорядился мастер Дженелл. Кроме того, он выделил Петирону и Мерелан двух хороших руатанских скакунов. Мастер Сев, глава торгового клана Риткампов, рад был оказать услугу цеху арфистов и охотно согласился доставить путников прямо в холд Пири.

— Если, конечно, мастер Петирон не против по вечерам разучивать с нашей детворой обучающие Баллады. Им позарез необходима учеба, — вежливо добавил Сев. — И, может быть, не откажется спеть песню-другую у вечернего костра?

— Вполне справедливое пожелание, — сказала Мерелан, заметив, что Петирон не спешит выразить согласие.

Она подмигнула супругу; Мерелан знала, что муж терпеть не может обучать начинающих, но сама она любила возиться с малышами. А поскольку она тоже была мастером цеха, то знала все обучающие Баллады не хуже Петирона.

У дочери предводителя торговцев был ребенок того же возраста, что и Роби, — хотя и не такой крепенький, как ее мальчик, подумала про себя Мерелан. Далма наверняка согласится приглядывать за обоими, пока Мерелан будет заниматься с детворой, — тем более что малыши могут играть друг с дружкой.

Мастер-арфист Дженелл очень обрадовался, обнаружив, что у него в распоряжении имеется цеховой мастер, которого можно направить куда-то на недолгий срок. Бетрис переговорила с целителем торговцев об уходе за Мерелан. Провожать отъезжающих вышли все обитатели Дома арфистов.

Хотя руатанские скакуны были прекрасно обучены и послушны, первую часть пути Мерелан проделала в фургоне Далмы — благо, это был настоящий дом на колесах. Она знала, что не сможет в нынешнем состоянии совладать с верховым животным. А Петирон, которому вообще редко приходилось иметь дело со скакунами, чаще всего ехал на козлах и беседовал с Севом Риткампом, или с его отцом, или с дядей — в общем, с тем, кто на данный момент вел караван. Сперва его терзали смятение и дурные предчувствия, но потом Петирон успокоился, и путешествие даже начало ему нравиться. Однажды он ненароком услышал, как торговцы хвалят руатанскую породу, и предложил старшему сыну Сева ехать на его скакуне. В результате Петирон обнаружил, что торговцы стали относиться к нему еще радушнее. Он даже стал снисходительнее к ночным посиделкам у костра: выяснилось, что в караване почти все умеют играть на том или ином музыкальном инструменте и исполняют достаточно сложные партии. У многих были хорошие голоса, и Петирон не раз дирижировал четырех-пятиголосным хором, исполняющим любимые Баллады торговцев, и обучал своих спутников новым песням.

— Они почти не уступают ученикам четвертого года обучения, — с некоторым изумлением сообщил он Мерелан после третьего такого вечера.

— Они занимаются этим просто ради удовольствия, — мягко заметила она.

— Если они станут петь лучше, это никак не испортит им удовольствия, — ответил Петирон. Ему показалось, что жена не одобряет его попыток научить торговцев петь более стройно и согласованно, и он немного обиделся.

— А ну-ка, стой смирно. Дай я тебя намажу, — твердо сказала Мерелан и, крепко ухватив Петирона за подбородок, принялась смазывать бальзамом его нос и щеки — за то недолгое время, что они провели в пути, лицо Петирона уже успело обветриться.

Теперь, когда Мерелан была рядом, Петирон заметил, что сквозь ее бледность начинает мало-помалу пробиваться румянец; но она по-прежнему кашляла, и так сильно, что Петирону становилось страшно: а вдруг ее голосовые связки пострадают? Правда, теперь она уже не казалась такой изможденной, как прежде.

— Мер, как ты себя чувствуешь? — спросил он, удержав руку жены.

— Просто замечательно. Можно сказать, сбылась моя детская мечта: мне всегда хотелось отправиться в караване торговцев на поиски приключений.

Мерелан улыбнулась мужу — так широко, что на щеках у нее появились ямочки; она вновь сделалась прежней Мерелан — какой она была до беременности, той Мерелан, которая всецело принадлежала ему. Петирон обнял жену и привлек к себе: он старался быть осторожным — ведь она такая тоненькая и хрупкая… Петирон снова вспомнил, что едва не потерял ее, и уже готов был отстраниться, но Мерелан сама крепко прижалась к нему.

— Это уже не опасно, — пробормотала Мерелан, и Петирон пылко сжал ее в объятиях.

Ему так долго приходилось сдерживать свою страсть! А сейчас они даже могли не бояться, что малыш проснется не вовремя и помешает им: маленький Роби спал в фургоне Далмы, в запасной колыбельке. Наконец-то он, Петирон, мог любить Мерелан, ни на что не оглядываясь и ничего не опасаясь! И она отвечала ему с не меньшим пылом.

Пожалуй, в этом путешествии на юг и вправду что-то есть.

Три недели они неспешно ехали к южной оконечности Южного Болла, и в какой-то момент Петирон осознал, что был измотан не меньше Мерелан — и эмоционально, и физически. В Доме арфистов его со всех сторон окружали музыка и музыканты, и это заставляло думать лишь о музыке и том, что необходимо для ее исполнения, — инструментах и голосах. Здесь, в дороге над ним не имело власти то подспудное состязание, в которое вольно или невольно втягивались обитатели Дома арфистов, то стремление, которое подталкивало их сочинять все более сложные и величественные произведения. И впервые с того дня, как он сделался учеником арфиста, Петирон осознал все богатство — и безыскусную простоту — простой повседневной жизни.