Тахира Мафи - Разгадай меня

Я вдруг осознаю, что они убьют меня. Прекрасная возможность. Я слаб и не могу сопротивляться, и кто-то наконец явился, чтобы убить меня. Вот он, мой смертный час. Он пробил. А я почему-то не могу осознать это и покориться ему.

Я замахиваюсь и пытаюсь заткнуть эти голоса, из моей глотки вырывается какой-то звериный хрип. Что-то твердое ударяется о мою руку и со звоном падает на пол. Сильные пальцы хватают мою правую руку и прижимают ее к постели. Что-то затягивается у меня на лодыжках и на запястье. Я стараюсь сбросить с себя эти путы, в отчаянии колотя кулаком по воздуху. Черная мгла застилает мне глаза и уши, сжимает горло. Я не могу ни дышать, ни видеть, ни слышать, и удушье приводит меня в такой ужас, что я почти уверен, что сошел с ума.

Что-то холодное и острое вонзается мне в руку.

На какое-то мгновение я осознаю, что чувствую боль, после чего она охватывает меня целиком, без остатка.

— Джульетта, — шепчу я, — что ты здесь делаешь?

Я полуодет и готовлюсь начать очередной день, а для посетителей еще слишком рано. Эти часы перед восходом солнца — мой единственный период спокойствия, и никому не дозволено находиться здесь. Кажется невозможным, как она сумела пробраться в мои личные апартаменты.

Ее обязаны были остановить.

Тем не менее она стоит на пороге, глядя на меня немигающим взглядом. Я видел ее очень много раз, но сейчас все по-другому — смотря на нее, я испытываю физическую боль. Но почему-то меня тянет к ней, я хочу быть с ней рядом.

— Прости меня, — произносит она, ломая руки и отводя глаза. — Прости, прости, пожалуйста.

Я замечаю, во что она одета.

На ней темно-зеленое платье простого покроя из хлопка с эластиком, с облегающими рукавами и подчеркивающее мягкие изгибы ее тела. Оно гармонирует с зелеными огоньками в ее глазах, чего я никак не ожидал. Это одно из множества платьев, которые я выбрал для нее. Мне казалось, она с удовольствием наденет что-нибудь изящное после того, как ее так долго держали в клетке, словно зверя. Я не могу этого объяснить, но меня охватывает какое-то странное чувство гордости при виде того, что на ней вещь, которую я лично выбирал для нее.

— Прости меня, — снова повторяет она.

Я опять поражаюсь тому, что она совершила невозможное, проникнув сюда. В мою спальню. Смотрит на меня, стоящего без рубашки. У нее такие длинные волосы, что они ниспадают до середины спины. Я сжимаю кулаки, чтобы не поддаться жгучему желанию провести по ним руками. Она так прекрасна.

И я не понимаю, почему она все время извиняется.

Она закрывает за собой дверь. Приближается ко мне. Мое сердце бьется все чаще, и я чувствую, что тут что-то не так. Я никогда не реагирую подобным образом. Я не теряю контроля. Я вижу ее каждый день, при этом мне удается сохранять некое подобие превосходства. Но сейчас все не так, как обычно.

Она касается моей руки.

Ее пальцы пробегают по изгибу моего плеча, и от прикосновения ее кожи к моей мне хочется кричать. Боль рвет меня на части, но я не могу произнести ни слова. Я замер на месте.

Мне хочется крикнуть, чтобы она прекратила, чтобы ушла, но внутри меня словно разразилась война. Я счастлив, оттого что она рядом, даже если это причиняет мне боль, даже если в этом нет никакого смысла. Но сам я не могу коснуться ее, не могу ее обнять, как всегда этого хотел.

Она смотрит на меня.

Ее странные голубовато-зеленые глаза внимательно изучают меня, и я вдруг чувствую себя виноватым, сам не знаю почему. Но в ее взгляде есть что-то такое, что заставляет ощущать собственное ничтожество, словно она единственный человек, понявший, что внутри меня — пустота. Она нащупала трещины в этом панцире, который я вынужден носить день за днем, и от осознания этого я цепенею.

Эта девушка точно знает, как расправиться со мной.

Она кладет руку мне на ключицу.

Затем она хватает меня за плечо, вцепившись пальцами в кожу с такой силой, как будто пытается оторвать мне руку. Боль буквально ослепляет меня, и на сей раз я действительно кричу. Я падаю перед ней на колени, а она выкручивает мне руку, заворачивая ее назад, пока я не начинаю задыхаться, изо всех сил стараясь не поддаваться боли.

— Джульетта, — хриплю я, — пожалуйста…

Она запускает свободную руку мне в волосы и оттягивает назад мою голову, так что я вынужден смотреть ей прямо в глаза. Затем она наклоняется к моему уху, при этом ее губы почти касаются моей щеки.

— Ты любишь меня? — шепчет она.

— Что? — с трудом выдыхаю я. — Что ты делаешь?..

— Ты все еще любишь меня? — переспрашивает она. Теперь ее пальцы ощупывают мое лицо, скользят по подбородку.

— Да, — отвечаю я. — Да, все еще люб…

Она улыбается.

Своей дивной невинной улыбкой. Я впадаю в ступор, когда она еще сильнее сжимает мою руку. Она так выкручивает мне плечо, что я почти уверен, что она его вывихнула. Перед глазами у меня пляшут цветные пятна, и я слышу ее голос:

— Осталось немного.

— Что? — в отчаянии спрашиваю я, пытаясь оглядеться. — Что немного?

— Еще немного, и я уйду.

— Нет-нет, не уходи… Куда ты?..

— Ты поправишься, — произносит она. — Обещаю.

— Нет, — хриплю я, — нет…

Она вдруг отталкивает меня, и я просыпаюсь так внезапно, что у меня перехватывает дыхание.

Я недоуменно моргаю и понимаю, что проснулся посреди ночи. Со всех сторон меня обступает непроглядная тьма. Я тяжело дышу, рука туго стянута и пульсирует от боли. Тут я понимаю, что действие обезболивающего препарата закончилось. На руке под бинтом закреплена небольшая коробочка. Я нажимаю кнопку, чтобы вколоть себе еще одну дозу.

Мне требуется несколько секунд, чтобы привести дыхание в норму. Паника понемногу отступает.

Джульетта.

Я не могу контролировать кошмары, но в минуты пробуждения ее имя — единственное воспоминание, которое я могу себе позволить.

Потому что другие воспоминания о ней сопровождаются унижением и самоуничижением.

— Н-да, ну и зрелище. Мой сын, связанный, словно дикий зверь.

Я почти уверен, что мне снится очередной кошмар. Я медленно открываю глаза и смотрю в потолок. Я не делаю резких движений, однако ощущаю тяжелые путы, стягивающие мое левое запястье и обе лодыжки. Раненая рука перевязана и закреплена у меня на груди. И хотя плечо все еще болит, рана лишь немного ноет. Я чувствую, что у меня прибавилось сил. Даже голова прояснилась, и я четче воспринимаю окружающее. Однако во рту я ощущаю какой-то кислый металлический привкус и гадаю, сколько же я пролежал в постели.

— Ты и вправду думал, что я ничего не узнаю? — с усмешкой спрашивает он.

Он подходит к моей кровати, и его шаги отдаются во всем моем теле.

— Ты вынуждаешь Делалье бормотать извинения за то, что меня потревожили, и умолять моих людей винить только его за все хлопоты, связанные с этим непредвиденным визитом. Несомненно, что ты до смерти перепугал старика всем этим, тогда как на самом деле я бы все узнал и без его оповещений. Подобное происшествие, — заключает он, — не из тех, что можно легко скрыть. Надо быть полным идиотом, чтобы думать иначе.