Крис Бекетт - Во тьме Эдема

А я и сам не знал, шучу или нет.

— Пошли в лес, — предложил я.

Джерри пожал плечами. Он был готов выполнить любое мое желание. Таким, как он, вечно нужен кто-то, кто говорил бы ему, что делать и кем быть.

— Но нам же было велено оставаться в Долине Холодной тропы, — напомнил он.

— Ну да, но мы всего лишь зайдем чуть дальше.

Не успели мы пробраться сквозь Горловину в лес Долины Круга, как наткнулись на леопарда.

Мы очутились на поляне, которые частенько попадаются в рощах белосветов, там, где старые деревья умерли и раскрошились, а новые еще не вышли из Подземного мира. Повсюду вокруг нас высились белосветы и иглодревы, сияли их белые и голубые цветы, на которых кормились махавоны, а под деревьями мигали звездоцветы. Но на самой поляне, на открытом пространстве, росла лишь горстка крошечных звездоцветов. Над нами виднелся Звездоворот: ни ветки, ни огни не скрывали его.

Я встал на колени, чтобы напиться из ручья, как вдруг увидел леопарда.

— Джерри, смотри! — прошептал я и вскочил на ноги.

— Куда?

Пучок звездоцветов под деревом на мгновение вспыхнул и потух. Потом то же самое повторилось под другим деревом, слева от первого: цветы загорелись и погасли. И снова, чуть подальше.

— Сиськи Джелы! — воскликнул Джерри. — Скорее на дерево!

Я не сдвинулся с места. Еще один пучок цветов вспыхнул и погас. А Звездоворот меж тем светил с небес, вокруг порхали мерцающие махавоны, деревья пыхтели — «пф-ф-ф, пф-ф-ф, пф-ф-ф» — и, как обычно, гудел лес.

Загорелись и погасли цветы, и на этот раз мы увидели черную тень самого леопарда, почти неразличимого за яркими мигающими звездоцветами: когда леопард двигался, огоньки у него на шкуре скользили от головы к хвосту и казалось, будто они стоят на месте. Зверь кружил вокруг нас, как все леопарды, снова и снова обходил нас кругами: воплощение мрака и безмолвия, он плыл среди цветов, переливавшихся рябью на его шкуре.

— Мы успеем добежать до того белосвета, — прошептал Джерри. — Он нас не догонит.

Мы оба следили за черной тенью, скользившей меж деревьями, и медленно поворачивались, чтобы оставаться лицом к леопарду. (Странно, должно быть, мы выглядели, стоя вот так бок о бок и дружно поворачиваясь.) Я украдкой взглянул на дерево, о котором говорил Джерри, и понял, что он прав. Мы без труда можем туда добежать, если, конечно, по пути не споткнемся обо что-нибудь. Разумеется, как только леопард заметит, что мы кинулись бежать, он тут же перестанет ходить кругами и бросится на нас, но если правильно выбрать момент, мы добежим до дерева, залезем наверх и укроемся в ветвях, прежде чем нас настигнет эта тварь. А потом остается только звать на помощь и ждать, когда прибегут Старый Роджер, Дэвид, Лис и остальные с копьями, луками и стрелами, и леопард скроется в лесу. Взрослые отчитают нас за то, что мы ушли из Долины Холодной тропы, но нам будет что рассказать в свое оправдание, так что они не очень рассердятся, в особенности если мы чуть приукрасим: как мы подтянулись на ветке и в эту секунду леопард щелкнул зубами у самых наших пяток, как он вперил в нас холодный взгляд… в общем, станем нести чепуху, которую обычно сочиняют для красного словца.

И тут я подумал, что такая история, конечно, занимательна и хороша, но выставит нас не в лучшем свете. Бденек-другой люди посмакуют подробности, но не станут думать лучше ни о Джерри, ни обо мне. Ведь мы не сделали ничего особенного: заметив леопарда, высмотрели дерево, убежали и спрятались. Это каждый может.

— Беги, если хочешь, — прошептал я. Мы по-прежнему медленно поворачивались на месте, чтобы не спускать глаз со зверя, который кружил вокруг нас, — беги, Джерри.

— Что? А ты…

Но Джерри был слишком напуган, чтобы спорить: он что было духу помчался через поляну к дереву.

Тут я заметил, что леопард замер. Я увидел, как он обернулся. Увидел, как сверкнули его глаза: зверь приготовился погнаться за Джерри.

— Сюда! — завопил я. — Я здесь!

Леопард обернулся и посмотрел на меня. Джерри уже забрался на нижние ветки дерева и стал карабкаться наверх. Леопард начал медленно подкрадываться ко мне, потом замер и уставился мне в лицо. Теперь, когда зверь остановился, пятна у него на боках перестали двигаться и только мерцали, как настоящие звездоцветы. Шкура под ними была черная-пречерная. Не такая черная, как темные волосы, и не такая черная, как перья звездной птицы, и не такая черная, как обугленная палка. Все это не настолько черно. На коже леопарда нет ни меха, ни шерсти, ни перьев, ни чешуи. Она не отражает свет. Не имеет ни оттенков, ни очертаний. Она черным-черна, как небо за Звездоворотом. Она черным-черна, как щель, что уходит далеко в глубину, вроде Дыры в небе.

Мне хотелось плакать, хотелось крикнуть, что я совершил ошибку и больше не играю. Я ужасно жалел, что не убежал, как Джерри, как поступил бы на моем месте любой другой новошерсток, да и взрослый тоже, если, конечно, рядом нет других охотников с крепкими копьями с хорошими наконечниками из черного стекла. У меня же с собой было всего-навсего детское копье для охоты на шерстяков: древко из ветки красносвета и дрянной шип иглодрева вместо наконечника, приклеенный расплавленной смолой.

Но что толку плакать и кричать? Даже бояться уже бессмысленно. Леопарду не скажешь, мол, сдаюсь, хватит с меня, как друзьям при игре в прятки. Зверюга не ответит тебе: «Хорошо, тогда больше не играем». Я сделал выбор, и теперь мне оставалось лишь расхлебывать его последствия.

Поэтому я встал наизготовку и, перехватив поудобнее копье, принялся следить за леопардом, дожидаясь, когда он бросится на меня. Я запретил себе что-либо чувствовать. Чувства сейчас были совершенно бесполезны, поэтому я усилием воли заставил себя не чувствовать вообще ничего. У меня это прекрасно получалось.

— Помогите! — заорал Джерри с вершины дерева. — Ради Джелы, скорее сюда, помогите нам! Здесь леопард! Здесь большой-пребольшой леопард, он сейчас сожрет Джона!

— Заткнись, идиот, — прошипел я. — Ты меня отвлекаешь! Из-за тебя меня точно сожрут.

Леопард наблюдал за мной. Глаза у него круглые, плоские и большие, размером с ладонь, и они не двигаются, как у нас. Леопарды не умеют смотреть, не поворачивая головы. Но если зверь подойдет так же близко, как ко мне тогда, можно разглядеть, как в его глазах что-то движется, мерцают какие-то блуждающие огоньки. Как будто ухитрился заглянуть в его черную голову и видишь там мысли. Видишь, но не понимаешь. Только знаешь, что они там есть.

И тут леопард запел.

Глядя прямо мне в глаза своими пустыми блестящими плошками, зверь раскрыл пасть, и оттуда полилась нежнейшая печальная песня, которую поют все леопарды своим грустным голосом, так похожим на женский. Разумеется, все его слышали: это одинокое «ооооо-иииии-ааааа» в глухой чаще, которое до того напоминает звуки человеческого голоса, что поневоле засомневаешься, а леопард ли это. Кто из нас не просыпался среди ночи от этого напева? И думал про себя: «Клянусь сердцем Джелы, какое счастье, что я дома, в Семье, и вокруг меня полно народа». А потом лежишь, слушая мирные и такие привычные звуки других групп Семьи, у которых день в самом разгаре: они готовят мясо, скоблят шкуры, строят шалаши из коры и веток, рубят деревья каменными топорами, болтают, смеются, спорят и что-то кричат друг другу.