Николай Горькавый - Возвращение астровитянки

Джерри был невозмутим.

– Почему ты так спокоен? – спросила Никки. – Нам осталось жить… Сколько, Робби?

– Тридцать секунд.

– Пока я с тобой, – сказал Джерри, – я почему-то ничего не боюсь. Это личная патология, не обращай внимания.

– А мне страшно, – шепнула Никки. – И очень жалко Сюзан – она уже такая славная, я её так люблю…

Она заглянула в окошко колыбели:

– Прости, Сюзан, тебе не повезло с мамой…

Истекали последние секунды, отпущенные им и себе безумным королём Дитбитом.

Никки крепко прижалась к Джерри и спрятала лицо на его груди. Последний защитный жест всех влюблённых.

Земля взбесилась и подпрыгнула.

Стены затрещали, и всё затопил низкий гул.

Наступила тьма.

Прошла смертельно тоскливая секунда, и свет снова загорелся.

Треск и шум стихли.

Робби крикнул:

– «Звёздный дракон» врезался рядом с куполом! Король Дитбит отвернул в последние секунды! Мощности хватило, чтобы только уйти от города.

– Он принял моё предложение… – сдавленно сказала Никки.

И второй раз на памяти Джерри заплакала.

Это правильно.

Смерть – даже смерть врагов – должна вызывать слёзы.

А иначе – что мы за люди?

Город был великолепен.

В его центре раскинулась треугольная площадь, вокруг которой симметрично собрались три огромных здания в виде треугольных пирамид: замок династии Гринвич, Независимая академия наук и Гринвич-колледж.

Гринвич-колледж состоял из школы, собственно колледжа и университета. Школа неофициально чаще всего называлась Школой Гениев, но каждое поколение школьников награждало его собственным прозвищем, и чего тут только не было: Дом Грызунов, Остров Скелетов, Сушилка Мозга, Подвал Упырей, Гробница-для-Всех и многое другое. Студенты не придумывали прозвищ своей alma mater – им было не до того.

В пирамидально-ступенчатое здание по прозвищу «Лестница» многие впервые попадали, держась за руку отца или матери, а покинуть его им предстояло взрослыми людьми, обладателями дипломов о высшем образовании. Чем старше становился человек, тем на более высокий уровень здания он поднимался, и тем меньше оставалось рядом с ним друзей, выдержавших тяжёлую учёбу.

Вокруг каждого этажа шла зелёная терраса, на которой можно было отдохнуть, но лужайки и сады у вершины пирамиды были практически пусты – из-за занятости студентов университета, которые скоро должны были шагнуть во взрослую жизнь.

Многие выпускники Гринвич-университета надеялись просто перейти площадь с фонтанами и клумбами и стать сотрудниками Независимой академии, размещённой в стильном пирамидально-спиральном здании. Спираль пешеходного цветущего бульвара шла от подножия до вершины академии, делая её похожей на висячие сады Семирамиды. Придорожные камни и фонтаны были исписаны мудрыми изречениями, которые могли служить некоторым отдыхом и утешением для ломающих голову над очередными научными загадками.

Вся история науки на каждом шагу показывает, что отдельные личности были более правы в своих утверждениях, чем целые корпорации учёных или сотни и тысячи исследователей, придерживавшихся господствующих взглядов… Истина нередко в большем объёме открыта научным еретикам, чем ортодоксальным представителям научной мысли. Отличить научных еретиков от заблуждающихся не суждено современникам.

По неофициальной статистике, большинство идей приходило учёным в голову не во время сидения в кабинете, а во время прогулки по дороге, которая неторопливо и густо обвивала пирамиду Академии.

[В V веке] наступило господство истины веры, которая облеклась в прочную форму религиозного рационализма. Такое положение сохранялось около шести веков. Если когда-либо в истории западной мысли философы (да и народ в целом) чувствовали, что ими владеет истина, вся истина и ничего, кроме истины, – так именно в это время. Не было тогда ни скептицизма, ни вопрошания, ни сомнения, ни относительности, ни колебания, ни оговорки.

Под этой мыслью кто-то дописал красным фломастером: «Ни научных открытий, ни изобретений…»

Мудрец не может ограничиться изучением природы и истины; он должен осмелиться высказать последнюю в интересах небольшого кружка лиц, которые хотят и умеют мыслить. Ибо другим, по доброй воле являющимся рабами предрассудков, столь же невозможно постичь истину, сколь лягушкам научиться летать.

Красным снова было начертано: «Учти, потомок, это сказано было тогда, когда за научные убеждения легко отправляли в тюрьму и даже на костёр…»

Если учёный изучает предмет бескорыстно, не ставя предвзятой цели, то его открытия могут быть использованы в практической деятельности. Если же он хочет добиться какой-нибудь выгоды для себя, шансы на успех ничтожны.

Замок династии Гринвич тоже был пирамидальным, но его усеивало множество сказочных башенок, создающих ощущение готичной воздушности. За замком закрепилось прозвище «Королевский ельник» или просто «Ёлка».

Треугольнику главных зданий соответствовали три городских района-сектора.

За колледжем раскинулся уютный пригород, где жили родители младших школьников. Это был обычный симпатичный посёлок из двухэтажных домиков, иногда плотно срастающихся вокруг оживлённых улиц. Городок давал многим взрослым работу и всем семьям – крышу над головой. Студенты колледжа и университета жили обычно в пирамиде Гринвич-колледжа, где окна личных комнат выходили на зелёные террасы, а учебные аудитории прятались внутри пирамиды, где тоже было немало закрытых садов, бассейнов и гимнастических залов.

Сектор за Академией был сплошным лесным массивом с крышами отдельных коттеджей и вилл, торчащих, как грибы на лужайке. На окраине академического сектора, за длинным озером, виднелся блок опытных производств, в котором реализовывались многие идеи обитателей пирамидально-спирального здания, в просторечии – Штопора. «Пора выходить из штопора!» – частенько восклицали засидевшиеся допоздна учёные, с трудом выныривающие из таинственных глубин своих модельных миров.

Я вполне сознаю, что могу увлечься ложным, обманчивым, пойти по пути, который заведёт меня в дебри; но я не могу не идти по нему, мне ненавистны всякие оковы моей мысли… это стремление есть основа научной деятельности.

Сотрудники Академии чувствовали себя важным элементом общей интеллектуальной сферы Земли, поэтому мысли Вернадского, создателя учения о ноосфере, были особенно популярны среди местных учёных.

Мечта Никки – построить город только для молодых – не осуществилась: и родителей в Школьном поселке было достаточно, и среди учёных встречалось немало седых, но бодрых стариканов.