Иван Симонов - Охотники за сказками

— Три года бы еще. А месяцы неважно.

— Месяцы — пустяк, — соглашается десятник на подсочке. — Если бы года до шестнадцати не хватало, и то принял бы тебя на работу.

Зинцов слышит, и его досада берет, что про Павку так похвально разговаривают, а на него и внимания не обращают.

— Давай соревноваться! — вызывает он Дудочкина.

— Мне все равно: хоть соревноваться, хоть просто так работать, — отвечает Павка, не торопясь да споро управляясь с хаком.

Тогда начинаем?

Ладно.

Мы с Костей Беленьким беремся наблюдать за качеством. Зинцов всю свою энергию в ход пустил. От дерева к дереву вперебежку действует. Обгоняет Павку в работе. А горячего запалу только на полчаса хватило.

— Кончаем! — кричит он другу.

А Павка продолжает себе, как заправский вздымщик, уверенно и сноровисто обрабатывать сосну за сосной.

— На раз горазд, пыхнул — и погас, — изрек Максимыч свою оценку зинцовской хватке.

Костя слова десятника в тетрадку внес. А вечером под этой поговоркой новую сказку бабки Васены записал.

После первого посещения бабушкиного домика она сама нас пригласила.

— Заходите, когда надумаете.

А мы не привыкли себя ждать заставлять.

Василий Петрович в этот день просмотром разных бумаг занялся, взялся записки писать. Нина Королева и помогает ему, как инженеру, и, как за больным, присматривает. А мы — к бабке Васене. Шевельнули щеколдочку при вХОДе — и снова расселись по насиженным местам.

Бабка Васена цветы перебирает, а мы от нечего делать за писучие камешки принялись: подтачиваем их, обмениваемся друг с другом, чтобы у каждого всех цветов опоки были. Слово за слово со старушкой переговариваемся. Костя Беленький под бабушкину диктовку взялся названия лекарственных цветов переписывать. Потом бабка про свою бабушку стала рассказывать, как она у барина при крепостном праве жила. От этого разговора и до сказки дошла. В наших тетрадях она так начинается:

«Было это, беззаботные вы мои, когда еще людей, как лошадей, покупали и продавали. В крепостное время это было. Над всеми большими и малыми был тогда хозяин — помещик. Барином каждого помещика величали. Волен он был взять дите от матери, волен был над крепостным суд творить и без суда людей пытать и мучить. Волен был в животе и смерти…»

Прислонилась бабушка к простенку поплотнее. Цветы только для виду руками перешевеливает. Так ей рассказывать способнее.

— Тогда и жил, — говорит, — в деревне маленький и несчастный мальчик Федя. Худенький он был, слабенький и больше всего на свете сызмалетства рисовать любил.

В школе он не учился, да и школы на селе не было. А купила ему мать у проезжего товарника книжку с картинками. С ней и не расставался Федя. Стал с нее разные картинки срисовывать, деревья, людей и зверей изображать. Найдет или выпросит где-нибудь листочек бумаги, уголек у матери с шестка возьмет — сядет за стол и рисует. Ничего не свете ему больше не надо, все горести-печали позабудет.

Сначала отец радовался: такие интересные картинки у мальчонки на бумаге получаются, что залюбуешься. А когда увидал, что у Феди только и думы, что про уголек да про бумагу, сердиться стал.

— Не мужицкое, — говорит, — это дело — пустяками забавляться. Надо приучаться хлеб себе зарабатывать.

Собрал он все бумажки и выбросил. Федюшкины угольки во дворе ногами потоптал, а книжку с картинками в короб с разным тряпьем запрятал. А картинки мальчонка все равно забыть не может. И во сне и наяву ему представляются. За какое бы дело ни взялся — нарядные картинки у него на уме.

Лоскутки бумаги Федюшка возле помещичьего дома стал собирать, а угольки у матери на шестке находит каждый день новые. А чтобы отец с матерью не ругали, стал уходить мальчонка в лес. Неподалеку от леса деревня стояла.

Наберет Федя углей в карманы и пропадет на целый день. В лесу птицы поют, деревья шумят, рыба в озере плещется, и так хорошо ему, что никогда не возвращался бы в деревню.

И придумал мальчонка новую затею. Выберет он пенек поглаже, пристроится к нему на коленках и рисует черным по белому. Налюбуется на свою картинку — размажет ее и опять рисует белым по черному.

— Еще задолго до вас, — примечает бабка Васена, — нашел он камешки, что опокой да еще мергелями прозываются. Вот и стал ими рисовать. На одном пеньке кончит — к другому перейдет. И так с утра до вечера, пока темно и страшно в лесу не станет. Тогда и домой, в деревню, возвращается.

Однажды и застал Федюшку за таким занятием в лесу барин — помещик значит. А лес-то был его же, помещика. Подумал он, что мальчишка хворост собирает, к себе домой таскает, и решил так проучить, чтобы и другим неповадно было.

А Федюшка над пеньком наклонился, на картинку любуется, ничего не замечает. Подкрался к нему помещик да и хвать мальчонку за ухо.

— Ты что это, — говорит, — неумытый оборвыш, в барском лесу делаешь?

Перепугался мальчонка, ноги у него со страха подкашиваются, а сам бледный, как беленый холст. На коленях молит он помещика отпустить его домой, клятвой клянется, что никогда больше не заглянет в этот лес.

Рядом с помещиком управляющий стоит, в руках тугой ременный кнут держит. От этого кнута в глазах у Федюшки потемнело. Сразу вспомнил он бородатого Никиту, которого в прошлом году на барском дворе до смерти запороли. Дрожит мальчишка как осиновый лист на ветру.

А помещик посмотрел на один пенек — там по белому черным одна картинка намалевана. Поглядел на другой — по черному разноцветными опоками совсем непохожая на нее расписана.

— Забавные штуки парнишка выписывает. А плетями проучить, тогда и совсем хорошо получится.

Посмеялся так над беспомощным несмышленышем, посадил Федю в коляску и увез к себе в дом.

— Будешь, — говорит, — моих ребят своими картинками потешать.

Дали Феде краски, бумаги. И стал он для помещичьих детей, на забаву им, картинки рисовать. Довольны ребятишки — посмеются, похвалят Федю, недовольны — раскапризничаются, велят его плетями вздуть.

А чтобы не придумал парнишка домой бегать или родители к нему под окно ходить, сослал помещик Федюшкиных отца с матерью в дальнюю деревню, чтобы и сын о них и они о сыне и думать забыли.

Только разве можно забыть отца с матерью!

Живет Федя в помещичьем доме и год, и два, и больше. Сдружился он со старым конюхом. Был Семен в молодости художником. Картины его в Москву показывать возили, барина за те картины деньгами и медалями награждали, а самого художника и знать никто не знал.

И задумал Семен откупиться от помещика, отдать ему все, что было дорогого и заветного, только чтобы самому свободным человеком стать. Но вместо освобождения послали Семена на конюшню, чтобы там под плетями забыл он свою холопскую гордость, до старости лет дрожал и гнулся перед барином.