Юрий Рерих - По тропам Срединной Азии

Мы также встретили нескольких тибетских торговцев, которые хорошо знали дорогу в Сикким, и они заверили нас, что самый лучший путь туда проходит через Шекар — Добтра к северу от озера Тшомо Третунг и Кампа дзонга. Некоторые из них немного говорили на хинди и часто бывали в Гангтоке и Калимпонге.

Ближе к вечеру прибыл местный старшина, высокий и седовласый. Он заверил, что все будет готово для нас на следующий день и что мы не должны волноваться, потому что караванные животные, как и планировалось, достигнут Тингри до заката солнца, и мы сможем отправиться в Мемо — деревню, находящуюся между Тингри и Шекаром. К вечеру неожиданное событие взбудоражило деревню. Около семи часов в форте прозвучал сигнальный горн, и все солдаты, находящиеся в нашем лагере, посмотрели вверх на скалистый отрог. Что это было? Ошибки здесь быть не могло: горн призывал к оружию. И только позже до нас дошли слухи, что в Кхаме началась новая война, и правительство мобилизовывало отряды на восточную границу. Торговцы из Кхама, высокие мужественные люди, серьезно говорили о тяжелых временах на своей родине. Казалось, что приближается новая буря. Солдаты спешно выехали и присоединились к своим частям. Был получен приказ, призывающий войска поддержать власть ламаистского правителя Тибета.

5 мая. Мы поднялись очень рано, но скоро обнаружили, что вьючные животные ни в деревню, ни в наш лагерь не прибыли, а старшина все еще наслаждался утренним сном. Мы с Портнягиным отправились к нему и строго приказали тотчас же приготовить животных, иначе ему придется сопровождать нас в Шекар, где он будет передан дзонг-пону. Он оправдывался тем, что крестьяне игнорировали его приказы, и хотя в деревне было достаточно вьючных животных, он не смог их собрать без нашей помощи! Старшина настаивал на том, чтобы мы остались в его доме и дали ему время сбегать к помощнику и выяснить, готовы ли животные. Через полчаса он возвратился в отчаянии, рассказывая, что крестьяне посмеялись над ним и отказались выполнять приказы. Он попросил нас пойти с ним и разобраться в ситуации. Так мы начали обход дворов деревни. Процедура была короткой, но достойной внимания. В каждом дворе неизменно происходило одно и то же. Старшина с тяжелым хлыстом в руке входил во двор и спрашивал громким голосом: «Вы готовы поставить животных, согласно вчерашнему приказу?» Вопрос сопровождался в большинстве случаев ударом хлыста. Получивший удар неизменно отвечал пронзительным голосом: «Ла-лес», то есть «да». После такой действенной процедуры вьючных животных выводили со двора на улицу, а старшина направлялся к следующему дому. Таким образом нам удалось собрать около половины нужного количества караванных животных. Остальные должны были прибыть из соседних ферм и деревень. Мы выразили старшине протест против его жестокого обращения с местными крестьянами, но он только рассмеялся, сочтя наше возмущение нелепым.

Мы возвратились в наш лагерь с двумя прекрасными верховыми лошадьми. Пришлось еще пару часов прождать недостающих животных, которые, как сообщили, были уже в пути. Забавный несчастный случай произошел утром, когда майор, исполняющий обязанности командующего фортом, и несколько его солдат приехали в лагерь, чтобы выставить своих коней на продажу. Лошадь майора взвилась, понесла, за лагерем сбросила наездника в пыль и исчезла за горным отрогом. После такого позора он не посмел приближаться к нашему лагерю и пешим отправился в деревню.

Наконец, караванные животные прибыли. Снова пришлось стать свидетелями любопытной сцены. Старшина сердито ругал погонщиков и приказал одному из своих слуг принести широкий ремень. Когда инструмент для наказания принесли, опоздавших погонщиков — троих мужчин и пятерых женщин — поставили на колени, и старшина нанес им несколько звучных ударов по щекам. Виновные кричали неестественно пронзительными голосами, но не казались страдающими от наказания.

Мы покинули лагерь вскоре после того, как прибыл весь караван, оставив одного Портнягина следить за распределением грузов в последней партии вьючных животных. За несколько минут до их отбытия старшине принесли стрелу с прикрепленной к ней полоской красной ткани. Это был официальный приказ из Лхасы, предписывающий роте пехотинцев немедленно отправиться в Лхасу и присоединиться к экспедиционным войскам, стоящим в Поюле на юго-востоке провинции Кхам. Деревенским старшинам, проживающим вдоль маршрута, было приказано снабдить проходящие отряды транспортом и провизией. Приказ не произвел большого впечатления на местных жителей, лишь большее количество чанга, или ячменного вина, было выпито в этот день. После прочтения приказа старшина тщательно намотал материю на стрелу и воткнул ее в одну из наших коробок, таким образом приказ о мобилизации пропутешествовал с нами к Мемо и дальше. Как оказалось впоследствии, старшина опасался отправлять приказ с верховым посыльным, который мог выбросить его, и поэтому предпочел доверить важное послание иностранному каравану! Да-йиг, или письмо-стрела, объявляющее мобилизацию отрядов, прибыло в Мемо с нашим караваном и было обнаружено Портнягиным во время осмотра грузов. Оно было сразу передано местному старшине с объяснением, что мы не имеем никакого отношения к мобилизации. Несмотря на наши заверения, приказ после внимательного изучения был возвращен нам на том основании, что раз он прибыл с нами, то с нами должен и отбыть! Мы, конечно, отказались взять его, но утром он снова был воткнут в одну из наших коробок и таким образом прибыл в Шекар. По мнению старшины, надежнее было послать письмо с европейским караваном, чем доверить местному посыльному.

Что случилось в Поюле? Задавленное чрезмерными налогами население некоторых наиболее воинственных долин восстало с оружием в руках против губернаторов Лхасы и их солдат. Сообщалось, что губернатор и около шестидесяти тибетских солдат расстались с жизнью в Поюле, стране знаменитых воинов. В Лхасе и Шигадзе были мобилизованы отряды, и лхасскому казначейству пришлось выдержать это новое напряжение. Кроме страданий войны стране приходилось переживать гибельные последствия мобилизации.

В перемещении тибетских отрядов нет никакого порядка. Они обычно получают транспортные средства от местного населения. Солдатам приходится везти с собой провизию из дома. Все они едут верхом, некоторые на лошадях и мулах, а некоторые даже на ослах и яках. Никакой униформы нет, за исключением редко встречающихся краг, в то время как большинство людей одеты в тибетские кафтаны и меховые шапки. Обмундирование цвета хаки, позаимствованное не так давно из Индии, служит только парадной формой. Обычное вооружение состоит из английских винтовок старого образца, которые никому не в состоянии причинить вреда из-за отсутствия надлежащего ухода. Тибетским пехотинцам и кавалеристам нравится ездить с примкнутыми к стволам штыками, которые, кроме того, обычно ярко украшаются церемониальными шарфами и разноцветными полосками ткани. Часто случается, что при начале боевых действий они предпочитают оставлять свои винтовки из опасения потерять их и стреляют из старинных мушкетов или просто скрываются за камнями или в любом другом естественном укрытии. Нападение тибетцы всегда предваряют дикими воплями, которые должны подбодрить отряды. «Кхи, ху, ху!» или «у-ху, у-ху, у-ху!» — любимые боевые кличи тибетцев, идущих в атаку.