Марло Морган - Послание с того края Земли

Наконец темп музыки замедлился, движения стали более сдержанными, а затем и вовсе прекратились. Остался лишь один ровный ритм, звучавший в унисон ударам моего сердца. Все сидели молча, не шевелясь, и смотрели на вождя. Он встал и подошел ко мне. Улыбаясь, он стоял передо мной. Меня охватило неописуемое чувство сопричастности. Мне казалось, будто я в кругу старых друзей, хотя на самом деле это было не так. Я догадалась, что это его присутствие вызвало во мне ощущение уюта и покоя.

Вождь снял с пояса длинную трубу, сделанную из шкуры утконоса, и потряс ею над головой. Открыв ее с одного конца, он вытряхнул содержимое. Вокруг меня рассыпались камни, кости, зубы, перья и круглые кожаные диски. Некоторые члены племени с видом знатоков начали делать отметки на полу большим пальцем ноги там, где оказался каждый из предметов. Затем предметы сложили обратно в чехол. Вождь что-то произнес и протянул трубу мне. Вспомнился Лас-Вегас, я тоже подняла трубу вверх и потрясла ею. Затем я повторила его игру, открыв крышку и выбросив содержимое, ощущая полную произвольность того, куда упадут его составные. Двое мужчин, ползая на четвереньках, говорили третьему, где отмечать ногой положение, в котором оказались предметы по отношению к предыдущему броску Вождя. Некоторые что-то комментировали, но Оота не пояснил мне, что именно.

В этот день со мной провели несколько испытаний. Одно из наиболее впечатляющих было связано с каким-то фруктом с толстой кожей вроде банана, но в форме груши. Мне дали светло-зеленый плод и велели подержать его и благословить. Что это означало? Я понятия не имела, поэтому просто сказала про себя: «Боже милостивый, пожалуйста, благослови эту еду» — и протянула его обратно Вождю. Он отрезал ножом верхушку и начал очищать кожуру. Она не падала на землю, как шкурка банана, а завивалась кольцом. Все лица обратились ко мне. Под их взглядами мне стало неуютно. В унисон они сказали: «Ах!», словно давно репетировали, и восклицали так каждый раз, когда Вождь сбрасывал часть кожуры на пол. Не знаю, было ли это «Ах!» хорошим или плохим, но мне казалось, что кожура завивалась как-то ненормально, когда ее обрезали. я не знала, что означали эти проверки, но, по-моему, я набирала проходной балл.

Ко мне подошла молодая женщина с блюдом, полным камней. Это было скорее не блюдо, а кусок картона, но камней было так много, что я не видела, на чем, собственно, они лежат. Оота очень серьезно посмотрел на меня и сказал: «Выбери камень. Выбирай осмотрительно. В его власти спасти твою жизнь».

Вдруг у меня по коже пошли мурашки, хотя все члены мои горели и я истекала потом. Нутро мое заговорило на своем собственном языке. Напрягшиеся мышцы живота просигналили: «Что бы это значило? Власть спасти мою жизнь!».

Я взглянула на камешки. Все они были похожи друг на друга и ничем особенным не выделялись. Это была просто красно-серая галька размером с двадцитипятицентовик. Я рассчитывала, что какой-то из них будет светиться или выглядеть как-то иначе. Но увы. Поэтому я стала притворяться, будто внимательно изучаю эти камни. Затем выбрала из кучи один и подняла его с победным видом. Все вокруг одобрительно заулыбались, и я с радостью поняла, что сделала правильный выбор.

Но что мне делать с этим камнем? Я не могла его бросить и оскорбить их чувства. В конце концов, этот ничего не значащий для меня камень важен для них. Карманов у меня не было, поэтому я вложила его в складку между грудями под моей теперешней одеждой. И сразу же забыла о содержимом, надежно спрятанном в этом природном кармане.

Затем они загасили огонь, собрали свои инструменты и принадлежности и потянулись К выходу. Их коричневые, почти обнаженные тела сияли на солнце, когда они приготовились идти. Похоже, встреча закончилась — ни обеда, ни церемонии награждения! Оота замыкал шествие. Сделав несколько шагов, он обернулся:

— Пошли, мы уходим.

— Куда мы идем? — поинтересовалась я.

— В поход.

— и куда же?

— Через Австралию.

— Здорово! А сколько это продлится?

— Около трех лун.

— Ты имеешь в виду три месяца?

— Да, около трех месяцев.

Я глубоко вздохнула и заявила стоящему в отдалении Ооте:

— Очень заманчиво, но я не могу. Сегодня не лучший день. У меня есть дела, обязательства, недвижимость, неоплаченные счета. Я не готова. Мне нужно время, чтобы подготовиться к такой прогулке. Вы, вероятно, не понимаете: я не австралийская гражданка, я американка. Мы не можем просто так взять да поехать в другую страну и исчезнуть. Ваши иммиграционные власти будут расстроены, а мое правительство вышлет на поиски вертолет. Может, в другой раз, когда заранее все буду знать и подготовлюсь, я к вам присоединюсь. Но не сегодня. Сегодня я просто не могу пойти с вами. Определенно, сегодня не самый подходящий день.

Оота улыбнулся и сказал:

— Все в порядке. Все, кому надо, будут знать. Мой народ услышал твою мольбу о помощи. Если бы хоть кто-нибудь из племени проголосовал против тебя, они бы не отправились в это путешествие. Тебя испытали и приняли. Это высочайшая честь, которую я бессилен объяснить. Ты должна пройти это испытание. Это самое важное, что тебе предстоит в этой жизни. Для этого ты родилась на свет. Божественное Единое уже вмешалось; это послание — тебе. Больше ничего не могу тебе сказать. Пошли. Следуй за мной.

Он повернулся и стал удаляться.

Я стояла, вперившись взглядом в австралийскую пустыню. Она была огромна, необитаема — и все же прекрасна. Она разворачивалась перед моим взором, без конца и края. Джип стоял на месте, ключ торчал в замке зажигания. Но куда же мы двинемся? Дороги, насколько хватал глаз, никакой нет, только бесчисленные повороты меж холмов. у меня ни обуви, ни воды, ни еды. В это время года температура в пустыне колеблется между плюс двадцатью и сорока. Приятно, конечно, что они проголосовали за меня, но как насчет моего голоса? Хотя, казалось, решение от меня уже не зависит.

Я не хотела идти. Они просили доверить им мою жизнь. Это были только что встреченные мной люди, с которыми я и разговаривать-то не могла. А что, если я потеряю свою работу? Это уже само по себе плохо: у меня нет никакой пенсионной страховки! Безумие! Конечно же, я не могу никуда идти!

Затем пришла такая мысль: «Держу пари, это спектакль в двух действиях. Первое они сыграли в этой хижине, а второе пройдет в пустыне. Далеко они не пойдут, потому что у них нет еды. Худшее, что мне предстоит, — провести там ночь. Но нет же, — думала я, — они ведь при первом взгляде на меня должны понять, что я не путешественница, а горожанка, привыкшая к теплой ванне с пеной. Но, — продолжала я, — я справлюсь, если понадобится. Просто проявлю настойчивость, раз уж заплатила за одну ночь в гостинице. Скажу, что мне надо вернуться завтра утром, чтобы успеть к расчетному часу. Я не собираюсь платить еще за один день ради прихотей этих глупых необразованных людей».