Грэм Грин - Путешествие без карты

Советский читатель знает Грэма Грина по романам «Тихий американец» и «Наш человек в Гаване». Талантливый английский писатель привлек симпатии правдивым показом закулисных сторон того «свободного мира», где человек человеку волк, где плетутся заговоры против мира и судьбы людей становятся игрушкой в руках большого бизнеса.

В буржуазной литературе Запада Грэм Грин — одна из самых крупных фигур. Конечно, его подход ко многим фактам современной действительности не совпадает с нашим. Но тем больший интерес представляют для нас творческие поиски Грина, его беспощадный реализм. Он резко отличает Грина от многих зарубежных писателей, погрязших в тине декадентства под вывеской того или иного «изма».

Книга, которая лежит перед вами, не похожа на знакомые нам романы Грина. Но, быть может, именно в ней следует искать начало и «Тихого американца» и «Нашего человека в Гаване».

Это записки о путешествии в глубь африканского континента. Оно было предпринято Грином в конце тридцатых годов, когда Европа и Азия быстро катились к трагедии второй мировой войны, первые залпы которой уже прогремели в Африке — в Абиссинии (Эфиопии).

Автор назвал записки «Путешествием без карты», и в этом названии глубокий смысл. Что представляла собой карта Африки двадцать лет назад? Она пестрела разными красками, но это были цвета Англии, Франции, Бельгии, Португалии, Италии и других колониальных держав.

Карту великого континента можно было закрасить одним цветом, если бы он существовал, — цветом рабства, горя и слез.

То были годы, когда казалось, что время пошло вспять. Египет был под полным контролем английских колонизаторов. Независимую Эфиопию уже топтал башмак итальянских захватчиков. Смешно было считать независимым государством Южно-Африканский Союз — это была (и все еще остается!) тюрьма африканских народов с белыми надзирателями. Независимой числилась лишь Либерия — небольшое государство в Западной Африке, созданное при покровительстве США.

Вот в эти-то годы и отправился Грэм Грин в Африку. Говоря о тех настроениях, которые влекли его из Европы, замершей в испуге перед роковыми событиями, в неведомую Африку, Грин пишет: «Сегодня наш мир как-то особенно падок на любую жестокость. Уж не тяга ли к далекому прошлому — то удовольствие, с которым люди читают гангстерские романы и знакомятся с героями, ухитрившимися упростить свой духовный мир до уровня безмозглых существ? Мне, понятно, вовсе не хотелось бы вернуться к этому уровню, но когда видишь, какие бедствия и какую угрозу роду человеческому породили века усиленной работы мозга, — тянет заглянуть в прошлое и установить, где же мы сбились с пути».

Покинув тесные причалы Ливерпуля, мы вместе с автором отправляемся в далекое путешествие. Огибаем Западное побережье Африки, ненадолго останавливаемся во Фритауне — столице британской колонии Сьерра-Леоне, путешествуем до границы бывшей Французской Гвинеи, совершаем прогулку по гвинейской земле, пробираемся пешком через дебри Западной Либерии, приходим в либерийскую столицу — Монровию.

Перед нами открывается новый, неведомый мир. Непроходимые тропические леса и кустарники, бурные реки, черные африканские ночи — Грин с большим мастерством дает почувствовать экзотическую природу Африки. Это не лубочная экзотика — приправа к давно надоевшим блюдам, какими потчуют некоторые писатели Запада своих читателей. Нет, в повествовании Грина природа неразрывно связана с жизнью человека, в центре книги — человеческие отношения.

Автор не говорит о колониализме. Но реализм Грина заставляет его на каждом шагу вскрывать язвы колониального рабства.

С первого знакомства Африка поражает его «обаянием человечности и сонной красоты», «безмятежной и беззаботной радостью». Но он тут же вспоминает о том, как мрут молодые африканцы в Дакаре — этом «городе отчаяния и несправедливости», как «цивилизация», принесенная из Европы и Америки, убивает все человеческое, растлевает душу.

Во Фритауне, так же как и в Сингапуре, Калькутте, Дели, Бомбее и других городах Азии и Африки, где ступала нога колонизатора, пришельцы старались замкнуться в своем недоступном мирке, отделиться от народа. «Насадив свою жалкую цивилизацию, — пишет Грин, — белые люди сбежали от нее как можно дальше. Все, что было уродливого во Фритауне, принадлежало Европе — лавки, церкви, правительственные учреждения, обе гостиницы. Все, что здесь было красивого, принадлежало Африке…»

Скупо, но ярко рисует Грин убогий мир белых «цивилизаторов» на африканском континенте. Беспробудное пьянство, тупой разврат, бессмысленная жестокость — вот характерные черты и английских, и французских, и американских «комиссаров» и «советников». Чего стоит, например, самодур «Папаша» во Фритауне или авантюрист полковник Дэвис — «диктатор Гран-Басе». Конечно, и среди белых в Африке попадаются порядочные люди, но автор не скрывает того, что они составляют меньшинство.

В описании колониальной администрации и ее «столпов» уже чувствуется та сатирическая манера Грина, которая дает себя знать в полную силу позже, особенно в романе «Наш человек в Гаване». А рядом — согретые теплым юмором и лиризмом картины быта африканских селений, портреты африканцев: проводников, носильщиков, местных жителей. В отношении автора к простым людям иной раз можно уловить нотки превосходства, но в целом это отношение пронизано глубокой симпатией и участием.

Заключая свое «Путешествие без карты», Грин пишет: «Что поразило меня в Африке, так это то, что она ни секунды не казалась мне чужой. Гибралтар и Танжер — эти протянутые друг к другу и только что разомкнувшиеся руки — теперь, больше, чем когда бы то ни было, символизируют противоестественный разрыв: «Душа черного мира» близка нам всем…»

Грин по-своему понял «душу» Африки. Он увидел в ней «невинность», «девственную чистоту», к которой нужно вернуться, чтобы очиститься от скверны растленной цивилизации Западной Европы и Америки.

Грин не смог увидеть и понять подлинную «душу черного мира» — борьбу за освобождение. Быть может, этому помешала мрачная обстановка конца тридцатых годов, когда гитлеровская тирания вынуждала представителей западноевропейской интеллигенции думать не столько о будущем Африки, сколько о будущем Европы. Быть может, сыграли свою роль особенности мировоззрения Грэма Грина.

Два десятилетия, прошедших со времени путешествия Грина в Африку, были полны бурных событий.