Александр Андреев - Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого

Бородатый тамбовец, старший пограничной дружины, крепко пожал мне руку и спросил, каким ветром занесло на Москву знаменитого Гевлича и его казаков? Я, узнав своего старого знакомого, видевшего, что мы творили во время недавних Чигиринских походов, улыбнулся и ответил, что, как и их, — Хованским. Все спешились, здоровались и обнимались друг с другом, видя товарищей по оружию, и к нам уже в сопровождении князя Львова подходили Петр и Наталья Кирилловна.

Я выстроил своих рыцарей, и каждый из них удостоился высокой монаршей благодарности. Царевича я попросил принять в дар мой кинжал, и он от восторга едва не бросился мне на шею. Он обернулся к матушке, и Наталья Кирилловна со своей руки подарила мне перстень с изумрудом для моей Оксаны, безошибочно угадав ее драгоценный камень. Все мои рыцари получили по пять золотых монет из царской шкатулки. Петр торжественно произнес, что прямо из Троицы пришлет мне именной указ и добавил, что запомнил нас навсегда и, как только подрастет, призовет нас на службу. Я и мои рыцари трижды отсалютовали монархам. Вся борьба Нарышкиных и Милославских была еще впереди, и моя Тайная стража сыграла в ней свою немалую роль.

Летом 1682 года у Тайной стражи была своя дорога — в недавно выстроенный Белопольский замок на реке Выр, недалеко от Сейма, гарнизоном которого командовал мой сын, сотник Сумского слободского казачьего полка, а я в нем устроил свою штаб-квартиру. Кровавая война с турками за Дикое Поле и Украину только закончилась, с Речью Посполитой, потерявшей Смоленск и Киев, но удержавшей Галичину и Киевщину с Волынью, действовало шаткое перемирие, а ушедшее на левый берег Днепра войско Запорожское стало слободским. Полковое устройство оставшейся Гетманщины сохранялось, но я до сих пор исполнял только заветы Богдана Великого, хотя и входил в Генеральную войсковую канцелярию и старшину. Формально я подчинялся гетманам войска Запорожского, этим шатким теням моего друга Хмельницкого, но они в мои дела не лезли, имея свою секретную службу и прекрасно понимая, что я в любой момент могу сделать с ними все, что угодно, например, съесть на завтрак без хлеба. К сожалению, история всегда должна идти своим ходом, и торопить ее — себе и народу дороже.

Боярские гири висели на Московском царстве необъятными желудками, и я вдруг почувствовал, что именно Петр, этот мальчишка, совсем скоро изменит державу до неузнаваемости. А мы, Тайная стража Богдана Хмельницкого, ему в этом поможем. Великий гетман говорил: «Хочешь быть свободным — живи с обнаженной саблей».

Через месяц после возвращения в Белопольский замок в местечко пришел указ Петра Первого о награждении всех моих двенадцати рыцарей двадцатью десятинами земли каждого. Мне было пожаловано пожизненное право входить к царю без доклада и еще двести десятин земли к югу от Белопольского замка, в Песках. Я дважды этим правом воспользовался, и это совсем другая история, о которой я расскажу ниже».

Максим с трудом оторвался от рукописи. Воздух был сух и прогрелся до семи градусов, почти как в Збаражском подземелье. Историк аккуратно сфотографировал на смартфон все двадцать восемь листов бесценного документа своего предка от 1694 года, исписанных разборчивым почерком с двух сторон. Не дай бог, что случись, он никогда себе не простит гибели истории Тайной стражи Богдана Хмельницкого. При первой возможности надо будет отправить фото себе на почту, в интернете точно не пропадет. Страшно представить, какие тайны хранит эта рукопись. Однако пока не время заниматься этими бумагами, хоть и не терпится. Почитаем, когда будем в безопасности.

Спрятав бумаги в папку, а затем в пакет, Максим довольно выдохнул. Вот это да, вот это казаки, вот это полковник Гевлич! Ни в одном историческом документе не было ни слова о бое на звенигородской дороге, а только о разгроме стрельцов пограничниками у Троицы. Правда, Петр не любил вспоминать о стрелецких бунтах. С 1682 по 1689 год Московским царством правила регентша Софья Алексеевна со своим фаворитом Василием Голицыным. Так себе, кстати, правила, больше в обычном режиме хаоса. То, что Петр сумел уцелеть в эти тяжелые для него годы, можно считать чудом. После того как пограничники Львова сумели зарубить Ивана Хованского с сыном, стрельцы разбежались, запросили пощады и тут же получили ее от Милославских, верховодивших в Боярской Думе, в которой совсем не осталось зарубленных Нарышкиных. Наталье Кирилловне под давлением пришлось отдать регентство Софье Алексеевне, а самой с сыном надолго затвориться в подмосковном Преображенском.

Максим, мнительный при работе с документами, пощупал папку с рукописью в пакете, она, конечно, была на месте. Он был возбужден до предела. Историк понял, как надо спасти тайны Богдана Хмельницкого. От нервного переутомления спать совершенно не хотелось, и он остался сидеть на стене Свиржа.

Изумрудный перстень лежал в семейной шкатулке с драгоценностями. Вот, значит, какова его история! Подарок Петра Великого Максиму Гевличу! Прекрасно! А указа Петра лета 1682 года он нигде не встречал, хотя во время учебы в Историко-архивном институте там изучали их все до одного. Однако обо всем этом Максим подумает потом, когда будет поспокойнее. Сейчас не время. Ноги бы унести от этой киевской босвы и босоты.

Максим стал вспоминать отчаянного хлопца, который в конце Майдана, когда весы восстания качались в недоумении от происходившего, выступил на Вече и изменил ход украинской истории. Дело все равно кончилось плохо, вернее, ни в какие ворота, но парня на выборах в Самую Верхнюю Раду избрали депутатом, и он с ее трибуны на все страну, как один в поле воин, резал народу в глаза правду-матку. На политическом олимпе от этих слов, конечно, ничего не менялось, но население уважительно называло хлопца-депутата Сотником и прислушивалось к его эфирам, мотая их себе на ус. И звали этого сотника ни как-нибудь, а знаково — Богдан Бульба с Полтавщины, ни больше, ни меньше. «Полтавщина — это хорошо, — подумал Максим, — значит, возможно, в Диканьке будет полегче».

Сотник входил в группу из пятидесяти депутатов почти полутысячной Самой Верхней Рады и вел себя там как настоящий потомок казацких героев. Как говорили Горький с Киплингом, человек — это звучит гордо, встаньте, паленые кошки, когда с вами говорит человек! Богдан Бульба открыто называл бесчисленных коррупционеров ворами и давал в морду, и они не могли с ним ничего сделать, хотя и не очень боялись молодого героя-одиночку.

Максим достал один из купленных в Хмельницком телефонов и даже хотел вставить в него сим-карту из магнитной коробочки, но вовремя одумался. Звонки депутату Богдану Бульбе точно отслеживаются, и ему только не хватало засветиться в Свирже, подвести под монастырь бернардинов и пропасть ни за цапову душу со всеми великими тайнами. Он, конечно, позвонит сотнику, но только из автомата в большом городе, очевидно, в Мукачево, и, дай бог, все получится. Максим расскажет Богдану Бульбе об архиве, клейнодах, двух бочонках в Збараже и намекнет о золоте, после чего договорится о встрече, а там вже побачим, шо до чого. Это была последняя возможность передать национальное достояние так, чтобы его не украли этого самого народа законные представители, шляк бы их потрафил, и туда же дорога.