Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена

«Так-так, – думаю, – вот они стоят себе, ничего не делая, и не причиняя никому вреда: так держать и давайте поскорее разойдемся по домам». Было очевидно, что у русских нет намерения продвигаться по долине к Сапун-горе. Они получили свое на сегодня и были рады уже тому, что удерживают дальний конец долины и высоты по флангам. Но Раглан с Эйри не сводили труб с Кадык-Коя, где артиллерия и инфантерия русских сновали между отбитых ими у турок редутов. Я подозревал, что наша пехота и конница обязаны выбить их оттуда, но ничего не происходило, и Раглан начал кипятиться.

– Почему лорд Лукан не двигается? – долетела до меня его фраза. – Он получил приказ, что теперь его держит?

Зная Лук-она, я догадывался, что тот сейчас пыхтит и шмыгает носом, ища, на кого бы переложить ответственность. Раглан то и дело слал ординарцев – в том числе Лью, – понукая Лукана и пехотных командиров наступать, но те словно напрочь оглохли, ожидая подхода основных сил инфантерии: задержка эта раздражала Раглана, а Нолана просто приводила в бешенство.

– Почему Раглан не заставит их идти вперед, черт побери? – говорит он, доставив ответ Раглану и возвращаясь к нам с Билли Расселом. – Ужас какой-то! Неужто он не может просто дать им приказ очистить высоты от тех парней? О, мой бог! И разве он станет слушать меня? Кто я – зеленый юнец, не доросший до столь высокопоставленных ушей. Кавалерия может сделать все одна, без поддержки, за пять минут – и за что только Кардигану платят генеральское жалованье, позвольте спросить?

Тут я с ним соглашался от всего сердца. Каждый раз, слыша имя Кардигана или видя ненавистную башку этого стервятника, я вспоминал дикую сцену в спальне Элспет, и во мне все закипало. Несколько раз за кампанию я ловил себя на мысли: вот было бы здорово, попади он в переделку, где ему всадят пулю между ног, вышибив тем самым мозги – но наш друг, похоже, не горел желанием заходить так далеко.

Но сегодня появился маленький проблеск надежды: я слышал, как Раглан резко захлопнул трубу и проговорил Эйри:

– Я уже отчаялся привести в движение наших конных. Похоже, они намерены полагаться исключительно на Кембриджа, дожидаясь, пока подойдет его пехота! О, это невыносимо! Так мы ничего не сможем предпринять против позиций на Кадык-Кое!

Тут кто-то кричит:

– Милорд! Смотрите, пушки едут! Орудия из второго редута – казаки увозят их!

И точно: вниз по склону Кадык-Коя ползли русские кавалеристы, таща за собой казавшуюся отсюда игрушечной пушку с захваченных турецких батарей. Они завели за нее постромки и явно намеревались доставить орудие в расположение главных сил русской армии. Раглан смотрел на все это через подзорную трубу, на скулах у него заходили желваки.

– Эйри! – кричит он. – Этого нельзя стерпеть! О чем думает Лукан – да эти ребята утащат все пушки, прежде чем начнется наше наступление!

– Полагаю, он дожидается Кембриджа, милорд, – отвечает Эйри. Раглан выругался и снова устремил гневный взор на Кадык-Кой.

Лью ерзал в седле от нетерпения.

– Господи! – тихо простонал он. – Да пошли же Кардигана, приятель, – нечего ждать эту треклятую пехоту. Пошли туда Легкую!

«Отличная идея, – подумал я, – отправим Джимми-Медвежонка в редуты и будем надеяться, что казачья пика не промахнется».

В общем, можно сказать, что подать голос меня заставило исключительно злоумышление против Кардигана. Я старательно повернулся к Раглану спиной, но говорил достаточно громко, чтобы меня было слышно:

– Мы установим рекорд – Веллингтон ведь не потерял ни единого орудия, как известно.

Потом один ординарец из бывших рядом с командующим рассказывал мне, что именно это сопоставление с Веллингтоном, его божеством, подвигло Раглана к действию: он вскинулся, как подстреленный, задергал щекой и конвульсивно сжал поводья. Может, он и без моей помощи додумался бы – но если честно, очень в этом сомневаюсь. Так и дожидался бы пехоты. Но теперь он сначала побледнел, потом сделался пунцовым и рявкнул:

– Эйри – еще гонца к Лукану! Медлить больше нельзя – пусть выдвигается без инфантерии. Скажите ему… э-э… пусть неотложно выступает с кавалерией вперед с целью воспрепятствовать противнику в отвозе пушек… э-э… преследовать противника и воспрепятствовать. Вот так. Он может взять конно-артиллерийскую батарею и использовать ее по своему усмотрению. Да, вот что надо. Готово, Эйри? Прочтите, пожалуйста.

Эта картина явственно стоит у меня перед глазами: Эйри склоняется над бумагой, ведя карандашом по строчкам, по мере того как он перечитывает приказ (более или менее слова Раглана, уж по крайней мере по духу), Нолан рядом со мной вспыхивает от радости: «Наконец-то, наконец, слава богу!» – шепчет Лью, а Раглан сидит и задумчиво кивает. Потом кричит:

– Отлично. И лучше действовать без промедления – дайте это четко понять!

– Ну вот и славненько! – шепчет Лью, подмигивая мне. – Ловко сделано, Флэши: ты таки растормошил его!

– Отправьте немедленно! – заявляет Раглан Эйри. – Ах, и дайте знать лорду Лукану, что на левом фланге у него есть французская конница. Этого должно вполне хватить. – Генерал снова раскрыл трубу, глядя на Кадык-Койские высоты. – Пошлите самого быстрого ординарца.

Тут меня кольнуло дурное предчувствие: я затеял бал, на котором сам танцевать не собирался, – но тут Раглан добавил:

– Где Нолан? Да, Нолан.

И Лью, готовый из штанов выскочить от радости, подъезжает к Эйри, хватает пакет, сует его за обшлаг, натягивает поглубже фуражку, небрежно козыряет Раглану и пулей дергается вперед. Но Раглан окликнул его и начал повторять, что это донесение крайней важности и что вручить его надо Лукану в собственные руки, и что жизненно важно действовать без промедления, пока русские не увезли все пушки. [390]

Все это, конечно, было излишне, и Лью буквально побагровел, нетерпеливо ерзая в седле.

– Тогда вперед! – восклицает наконец Раглан, и Лью в мгновение ока перемахивает через бруствер, вздымая за собой пыльный шлейф – вот чертяка! – а Раглан кричит ему вслед: – Немедленно, Нолан! Передайте Лукану: немедленно! Вам ясно?

Вот так и был отправлен Нолан – да, так, и никак иначе, ей-богу. А я подхожу к тому месту, с которого начал свои воспоминания: как Раглан передумал и скомандовал Эйри послать кого-нибудь следом, как я пытался скромненько затеряться, а Эйри вычислил меня и повелительным жестом подозвал к себе.

Да, вам уже известно, о чем я думал, о моем дурном предчувствии, подсказывавшем, что это будет кульминацией ужасов того приснопамятного дня, за который мне пришлось подвергаться атаке, потом атаковать, и все это имея дело с неисчислимыми ордами русских. Волноваться вроде бы было не о чем: ну отправляют меня на высоты вслед за Ноланом с какими-то поправками к приказу. Но, сам не знаю почему, я чувствовал, карабкаясь под град наставлений Раглана и Эйри на свежую лошадь, как перст судьбы безжалостно вонзается в меня.