Редьярд Киплинг - Ким

-- Я послал весточку хакиму,-- объяснил Ким, в то время как она приветствовала собравшихся.

-- Он присоединился к идолопоклонникам? Нет, я вспоминаю, он исцелил одного из них. Он приобрел заслугу, хотя исцелившийся употребил свою силу во зло. Справедливо Колесо. Ну, а что же хаким?

-- Я боялся, что тебе худо и... и я знал, что он мудр.-Ким взял залепленную воском ореховую скорлупу и прочел строки, написанные по-английски на обороте его записки: "Ваше уведомление получено. Сейчас не могу покинуть это общество, проведу их в Симлу. Затем надеюсь присоединиться к вам. Нелегко сопровождать разгневанных джентльменов. Возвращайтесь той же дорогой -- догоню! Весьма удовлетворен сообщением, оправдавшим мое предвидение". Он пишет, святой человек, что сбежит от идолопоклонников и вернется к нам. Так не подождать ли нам его в Шемлегхе?

Лама долго и с любовью смотрел на Горы, затем покачал головой.

-- Этого не следует делать, чела. Кости мои хотят этого, но это запрещено. Я видел Причину Всего Сущего.

-- Почему же? Ведь Горы день за днем возвращали тебе твою силу? Вспомни, как мы были слабы и утомлены там, внизу, в Дуне. -- Я стал сильным для того, чтобы сотворить зло и забыть свой долг. Драчуном и убийцей стал я на горных склонах.-- Ким, закусив губы, не позволил себе улыбнуться.-- Справедливо и совершенно Колесо и не отклонетс оно ни на один волос. Когда я был зрелым мужем, давнымдавно, я совершил паломничество в Гуру-Чван, место среди тополей (он показал в сторону Бхутана), где хранится священный конь.

-- Тише, тише!-- всполошился весь Шемлегх.-- Он говорит о Джам-ЛинНин-Коре, коне, который может обежать вокруг света за один день.

-- Я обращаюсь только к моему чела,-- сказал лама с мягким упреком, и все испарились, как иней, тающий утром на южных скатах крыш.-- В те дни я стремился не к Истине, но к беседам о догматах. Все иллюзия! Я пил пиво и ел хлеб в Гуру-Чване. На следующий день один монах сказал: "Мы идем вниз, в долину, сражаться с монастырем Сангар-Гатаком (заметь еще раз, как Вожделение связано с Гневом!), чтобы узнать, какой из настоятелей, их или наш, будет главенствовать в долине, и чтобы воспользоваться молитвами, которые печатаются в Сангар-Гатаке. Я пошел, и мы сражались целый день.

-- Но как, святой человек?

-- Нашими длинными пеналами, как я мог бы тебе показать... Да, мы сражались под тополями, оба настоятеля и все монахи, и один рассек мне лоб до кости. Гляди!-- Он сдвинул назад шапку и показал сморщенный белеющий шрам.-- Справедливо и совершенно Колесо! Вчера этот шрам стал зудеть, и через пятьдесят лет я вспомнил, как мне рассекли лоб, и лицо того, кто это сделал, забыл, что все это иллюзия. Что было потом, ты сам видел -ссора и неразумие. Справедливо Колесо! Удар идолопоклонника пришелся по шраму. Я был потрясен до глубины души, душа моя потемнела, и ладья души моей закачалась на водах иллюзии. Не раньше, чем я попал в Шемлегх, смог я размышлять о Причине Всего Сущего или проследить за направлением побегов зла. Я боролся всю долгую ночь напролет.

-- Но, святой человек, ты неповинен ни в каком зле. Да буду я твоей жертвой!

Ким был искренне расстроен печалью старика, и выражение Махбуба Али вырвалось у него помимо воли.

-- На заре,-- продолжал тот еще более торжественно, перемежая медлительные фразы постукиванием четок, бывших при нем всегда,-- на заре пришло просветление. Оно здесь... Я старик... в Горах рожденный, в Горах вскормленный, и никогда больше не придется мне жить среди моих Гор. Три года я путешествовал по Хинду, но разве может земля быть сильнее, чем Мать Земля? Оттуда, снизу, неразумное тело мое стремилось к Горам и горным снегам. Я говорил, и это правильно, что Искание мое до^ стигнет цели. Итак, в доме женщины из Кулу я обратился в сторону Гор, обманув самого себя. Хакима не надо осуждать. Он, повинуясь Желанию, предсказывал, что Горы сделают меня силы ным. Они укрепили мою силу, чтобы я совершил зло и позабыл о своем Искании. Я радовался жизни и наслаждениям жизни. Я радовался крутым склонам и взбирался на них. Я намеренно отыскивал их. Я мерился силой моего тела, которое есть зло, с высокими горами. Я смеялся над тобой, когда ты задыхался под Джамнотри. Я подшучивал, когда ты отступал перед снегами перевала.

-- Но что тут худого? Мне действительно было страшно. Я этого заслуживал. Я не горец, и твоя обновленная сила увеличивала мою любовь к тебе.

-- Не раз, помнится,-- лама горестно оперся щекой на руку,-- я стремился услышать от тебя и хакима похвалы только за то, что ноги мои стали сильными. Так зло следовало за злом, пока чаша не наполнилась. Справедливо Колесо! Весь Хинд в течение трех лет оказывал мне всяческие почести. Начиная от Источника Мудрости в Доме Чудес и вплоть до,-- он улыбнулся,-маленького ребенка, игравшего у большой пушки, мир расчищал мне дорогу. А почему?

-- Потому что мы любили тебя. Просто у тебя лихорадка, вызванная ударом. Я сам все еще расстроен и потрясен.

-- Нет! Это было потому, что я шел по Пути, настроенный как синен (цимбалы) на то, чтобы следовать Закону. Но я отклонился от этого Закона. Музыка оборвалась. Потом последовала кара. В моих родных Горах, на границе моей родины, именно в обители моего суетного желани наносится удар -сюда!-- (он коснулся лба). Как бьют послушника, когда он неправильно расставляет чашки, так бьют меня, который был настоятелем Сач-Зена. Заметь себе, чела, слов не было -- был удар.

-- Но сахибы не знали, кто ты такой, святой человек.

-- Мы стоили друг друга. Невежество с Вожделением встречают на дороге Невежество с Вожделением и порождают Гнев. Удар был мне знамением, мне, который не лучше заблудившегося яка, знамением, указавшим, что место мое не здесь. Кто может доискаться причины какого-либо действия, тот стоит на полпути к освобождению! "Назад на тропинку,-- говорит Удар.-- Горы не для тебя. Не можешь ты стремиться к освобождению и одновременно предаваться радостям жизни".

-- И зачем только встретились мы с этим трижды проклятым русским?!

-- Сам владыка наш не может заставить Колесо покатиться вспять, но за одну заслугу, приобретенную мною, мне дано и другое знание.-- Он сунул руку за пазуху и вытащил изображение Колеса Жизни.-- Гляди! Я обдумал и это, когда размышлял. Почти все это разорвано идолопоклонниками, и целым остался лишь край не шире моего ногтя.

-- Вижу.

-- Столько, значит, я пробуду в этом теле. Я служил Колесу во все мои дни. Теперь Колесо служит мне. Если бы не заслуга, которую я приобрел, указав тебе Путь, мне предстояла бы новая жизнь, раньше чем я нашел бы мою Реку. Понятно ли тебе, чела?

Ким уставился на жестоко изуродованную хартию. Слева направо тянулся разрыв -- от Одиннадцатого Дома, где Желание порождает ребенка (как рисуют тибетцы), через мир человеческий и животный к Пятому Дому -- пустому Дому Чувств. На такую логику возразить было нечего.