Александр Старшинов - Центурион Траяна

Сусаг поклялся, что к походу готов, что выступит с первыми морозами и перейдет Данубий вместе с Диегом. Децебал со своей стороны заверил, что выкупит у Сусага всю добычу по самой высокой цене. И заплатит за все золотом.

– Готовь много золота, могучий царь! Очень много золота! – Сусаг оскалился, что должно было означать улыбку.

Верно, в мечтах он уже хватал и тащил пленников, греческую посуду, ткани, амфоры с зерном.

После встречи с Сусагом Децебал велел позвать Ремокса к себе.

– Останешься сегодня со мной и разделишь трапезу, – сообщил парню Децебал.

В ответ Ремокс не очень уверенно поклонился.

– Я не пилеат, могучий царь…

– Хочешь сказать – ты не знатен? Мне нет дела, знатного рода ты или нет. Будешь хорошо служить – возвышу так, что пилеаты станут тебе завидовать.

– Я буду служить, – сказал Ремокс, но почему-то не добавил слово «хорошо».

– Ты знаешь долину, можешь сказать, сколько народу и где живет?

Ремокс вновь кивнул, правда, не слишком уверенно.

– Что молчишь?

– А что мне говорить? – ответил Ремокс. – Ты и так все на свете знаешь, царь.

– Поедешь вместе с Везиной – его я поставил во главе ополчения. Будете набирать людей в долине. Римляне, коли пришли, не успокоятся, пока не полягут все на нашей земле. Бери из деревень самых молодых да дерзких, веди сюда, в Аргедаву. Везина каждому заплатит из моей казны за год службы вперед. У Везины есть римские дезертиры, есть доспехи, оружие… Ты видел людей в моей свите? Людей таких же, как ты, без оружия?

Ремокс кивнул.

– В каждой деревне я, проезжая, брал по одному человеку и так набрал шестьдесят. Как орел выхватывает рыбу из реки, так я выхватил вас из мирной жизни. Каждый соберет центурию. Все вместе – легион. Один легион римского строя у меня уже есть, весной станет два, мы встретим римлян в долине и не пропустим в горы. Римские новобранцы тренируются три-четыре месяца. У нас впереди зима. Еще будут лучники и всадники. Роксоланы-катафрактарии [75]с нами в союзе. Зимы нам хватит, чтобы создать армию. Мы встретим римлян и победим в большом сражении.

– В открытом поле? – недоверчиво спросил Ремокс.

– Мы встретим их там, где они этого не ожидают. Мне пришлось оставить Арцидаву без боя, а сильнейшую крепость Берзобис оборонял лишь отряд моей гвардии, потому что люди долины, вместо того чтобы идти в ополчение, попросту разбегались перед римлянами. Равнина делает смельчаков неженками. Надеюсь, не всех. Ты ведь не неженка, Ремокс?

– Я сражался с римлянами летом. Нас разбили.

– В этот раз мы победим.

– Люди в долине Алуты не хотят воевать, – сказал вдруг Ремокс.

– Не хотят? Заставлю, – ответил Децебал, ни на миг не запнувшись. И рассмеялся своей шутке.

Ремокс сглотнул, и слова, уже готовые сорваться с языка, застряли в горле. А хотел он сказать, что по деревням все коматы говорят одно и то же: что под Децебалом жить, что под римлянами – разницы нет. Но Ремокс осмелился ничего сказать, промолчал.

Идущие впереди ауксилларии первые заподозрили неладное. Земля задрожала, будто ее, скованную льдом, начал трясти озноб. Впереди поднимался морозный туман, и за белой его пеленой пряталось что-то неотвратимое, грозное. Надвигалось.

Солдаты подались назад. Кавалерийская турма [77]поскакала вперед вдоль колонны.

Запела труба.

– Строиться! – раздался отрывистый приказ.

Наместник провинции Лаберий Максим вылез из спальной повозки и пересел на коня. Его свита: квестор, юрисконсульт, писцы, бенефициарии-порученцы – стояли сбившись в кучу. Лишь квестор вскочил на коня, которого подвел ему денщик.

– А что разведка… – завертел головой префект когорты ауксиллариев.

– Всадники еще не вернулись, – отозвался кто-то из центурионов.

– И не вернутся, – обреченно сказал Лаберий Максим.

Скрытая пеленой масса все надвигалась. Уже отчетливо слышался стук копыт.

Прислуга стала отгонять обоз дальше в арьергард. Среди сундуков и мешков суетился толстенький кругленький человек с курчавыми волосами. Даже на морозе он разом вспотел и то и дело отирал лоб. Никто не заметил, как он сунул руку в мешок и вытащил золотой браслет. Надел на запястье. Руку из-под мехового плаща выпростал так, чтобы видна была оскаленная волчья морда на золоте.

Забегали центурионы и их помощники, выстраивая центурии. Солдаты принялись освобождать щиты от чехлов, сбрасывать меховые накидки, чтобы не мешали движению. И все поглядывали на белую пелену. Кто там идет? Откуда? Сколько их?

И тут наконец из тумана выступили дышащие паром конские морды. Будто Посейдоновы кони выезжали из пены морской. Только то не Посейдон был – роксоланы. Варвары мчались на застывшие в растерянности центурии ауксиллариев. Первый ряд всадников был весь в броне, в тусклом зимнем солнце, еще низком, светившем через силу, посверкивали остроконечные шлемы и чешуйчатые доспехи, скрывавшие даже колени всадников. Морды коней покрывали сверкающие налобники, чешуйчатая броня защищала шеи и груди. Всадники рявкнули разом и опустили тяжелые контусы. [78]Каждый наметил себе жертву. Сотни живых таранов неслись на пехоту.

Роксоланы! Их атаки боялись даже железные легионы, построенные в боевом порядке, не то что вспомогательные когорты, еще толком не осознавшие, что вступают в бой.

Вновь пронзительно вскрикнула труба и смолкла. Ауксилларии принялись метать дротики, вразнобой, кто куда. Ни одного всадника из первого ряда не сбили – те продолжали нестись вперед, будто и не заметили бивший по их доспехам и шлемам железный дождь. Ударив, роксоланы мгновенно смяли пехоту в нескольких местах, первый их ряд, проскочив сквозь бреши, устремился дальше, к еще не успевшей развернуться в боевой порядок когорте. А в кровавые бреши уже вливались всадники второй волны – более легкие, в кожаных нагрудниках, на конях без брони, разя копьями, рассекая солдат мечами, будто не воины были перед ними, а гражданские беженцы, по глупости решившие принять бой.

Лаберий Максим попытался перестроить пехоту. Но быстро понял – дело бесполезное. С пятью тысячами набранных там и здесь отрядов (оставшиеся в провинции вексилляции [79]да конные алы варваров) против клина закованных в доспехи катафрактов ему не выстоять!

Две турмы в полном составе уже пустились в бегство, надеясь на резвость своих лишенных доспехов коней. Пешие ауксилларии падали под ударами мечей и копий, почти не оказывая сопротивления.

Что было делать? Только бросить обоз да отступать более или менее организованно.

Вновь зазвучали команды, звуки трубы. Когорты расступились, освобождая дорогу роксоланам прямиком к телегам, груженным зерном, звериными шкурами, кожей, амфорами с вином, и самой лакомой добыче – денежному сундуку и личным вещам наместника.