Сергей Шведов - Поверженный Рим

— Ладно, — задумчиво проговорил магистр. — Убедил. Так как зовут твоих варваров?

— Самый перспективный из них — Сафрак, — начал с главного Пордака. — Некогда правая рука рекса Германа Амала, а ныне опекун его внука Винитара. Сафрак — христианин, но придерживается арианского толка. Впрочем, ради достижения своих целей он готов стать и никеем.

— И что это за цель?

— Отомстить антскому князю Бусу и вновь возвеличить род Амалов, к которому рекс Сафрак принадлежит. Война с Феодосием не нужна ни Сафраку, ни его остготам. Они охотно согласятся на роль федератов империи. Надо только поманить их за собой.

— Кто еще?

— Рекс Гайана. Наглый, циничный и на все готовый тип. Придияр Гаст и Оттон Балт мешают Гайане развернуться во всю ширь порочной души, а потому он продаст их с большим удовольствием. Но особое внимание тебе следует обратить на Правиту из рода Балтов. Он родственник Оттона, но большой дружбы между ними нет. Сдается мне, что Правита пойдет на все, чтобы устранить своего соперника.

— Попробовать можно, — задумчиво проговорил Лупициан. — Будем надеяться, что император Феодосий одобрит наш с тобой план.

Увы, надеждам комита Лупициана не суждено было сбыться. Император Феодосий слег в горячке. По Фессалонике тут же поползли слухи, что императора отравили. Скорее всего, эти слухи были ложными, ибо Феодосий никогда не отличался хорошим здоровьем. И чрезмерные усилия, которые он тратил на формирование легионов и наведение порядка в подвластных провинциях, роковым образом сказались на его организме. В довершение всех бед готы вторглись в пределы Македонии и принялись разорять города и села. В свите императора началась паника. И очень немногие из приближенных к Феодосию людей сумели в создавшейся ситуации сохранить ясность мышления и трезвую голову. Среди них были нотарий Пордака, комит схолы агентов Перразий и епископ Нектарий, приставленный Амвросием Медиоланским к императору-язычнику с ясной для всех целью. Теперь у Нектария, человека умного и желчного, появился шанс обратить ослабевшего плотью Феодосия в истинную веру. Видимо, именно этим обстоятельством объяснялся слегка приподнятый тон епископа, когда он обращался к заблудшим овцам в лице нотария Пордаки и комита Перразия, пришедшим испросить у него совета.

— Все от Бога, — провозгласил Нектарий, вскидывая руку к небесам. — И если Он посылает нам испытание, мы со смирением должны его принять. Только тогда нам воздастся полной мерой.

Нотарий Пордака и словом, и жестом выразил готовность принять любую кару от Бога за все свои вольные и невольные прегрешения. Но только от Бога, а уж никак не от готов, которые вот-вот начнут ломиться в ворота Фессалоники. Конечно, под рукой у магистра Лупициана достаточно легионеров, чтобы удержать город, но ведь варвары не ограничатся одной Македонией, они наверняка двинутся в Иллирик и далее на Рим. Сумеет ли император Грациан, у которого возникли большие проблемы в Галлии, в одиночку дать им решительный отпор?

— Насколько мне известно, император Грациан сейчас находится в Медиолане и готовит при участии епископа Амвросия эдикт, направленный против язычников, — сухо отозвался на пылкую речь Пордаки Нектарий. — Их лишат дотаций и привилегий. Земли языческих храмов будут конфискованы в казну, а алтарь Победы будет наконец-то вынесен за стены сената. Вы, конечно, слышали, что император уже отказался от звания великого понтифика, и с этой минуты официальной религией империи стало христианство.

— Вовремя, нечего сказать, — вырвалось у Перразия, но комит схолы агентов тут же прикусил язык под осуждающим взглядом епископа Нектария.

Пордака редко соглашался с Перразием, но в данном случае тот был совершенно прав. Похоже, Амвросий Медиоланский воспользовался ссорой между Грацианом и префектом Меровладом, который открыто покровительствовал язычникам, чтобы свести счеты со своими врагами. И в первую очередь — с фламином Юпитера Паулином. Не приходилось сомневаться, что жрецы старых римских богов не останутся в долгу, и можно с полной уверенностью предсказать новую волну мятежей на землях империи, и без того уже обескровленных набегами варваров и внутренними распрями. Пордака не исключал, что возросшая активность готов как раз связана с событиями, происходящими в Медиолане и Риме.

— В любом случае мы должны известить Грациана о болезни императора Феодосия, — твердо сказал Перразий. — Вряд ли у дукса Фригерида хватит сил, чтобы остановить надвигающуюся на Иллирик готскую волну.

— Это разумное предложение, — согласился с комитом схолы агентов епископ Нектарий. — Думаю, светлейшему Пордаке следует немедленно ехать в Медиолан, чтобы известить божественного Грациана об опасности, грозящей Риму с востока. На твоем месте, нотарий, я бы отправился в Италику морем, так быстрее и безопаснее.

Весть о болезни соправителя Феодосия застигла императора Грациана в Риме, в самый разгар реформ, предпринятых по совету Амвросия Медиоланского. Сенат, еще не отошедший от потрясения, вызванного надругательством над алтарем Победы, загудел растревоженным ульем. Масла в разгорающийся костер подлили слухи о нашествии готов. Встревожились не только патрикии, но и римские обыватели. По городу поползли слухи о грядущем голоде и даже о падении Вечного Рима под ударами разъяренных варваров. Ропот недовольства грозил перерасти в бунт черни, но тут, к счастью для Грациана и его советников, в порт вошла флотилия галер, груженная хлебом из Карфагена. Ее появление сразу снизило накал страстей. Ропот, конечно, продолжался, но опасность открытых выступлений пока миновала. Во всяком случае, так утверждал комит доместиков Клавдий, командовавший пешими гвардейцами императора, и у божественного Грациана не было причин сомневаться в его словах. Юный император именно сейчас очень нуждался в мудром советнике, но, к сожалению, рядом не нашлось человека, на мнение которого он мог бы положиться. Магистр Нанний находился в Галлии, епископ Амвросий — в Медиолане. Префект Италии Никомах оставался приверженцем старой веры, и доверяться ему в создавшейся ситуации было глупо. Комит финансов Лаулин, явившийся к императору с докладом, был, бесспорно, человеком умным, но абсолютно не разбиравшимся в военном деле.

Грациан окинул недобрым взглядом чиновников свиты, собравшихся в атриуме императорского дворца, и опустился в кресло. Он не любил Вечный город. И не любил этот дворец, построенный Марком Аврелием в соответствии с римскими обычаями. Греческие дворцы нравились Грациану гораздо больше. Впрочем, и в них император, привыкший с детских лет к походной жизни, чувствовал себя неуютно. Его раздражал мраморный пол, его раздражали колонны и потолки, украшенные ликами языческих богов, как лепными, так и рисованными. Он приказал убрать статуи богов и богинь из сада, но это не принесло ему облегчения. Языческий дух Рима одним эдиктом не отменишь, это понимал и сам Грациан, и его советчик в богоугодном деле епископ Амвросий, но кто-то должен был начать работу по очистке авгиевых конюшен.