Вальтер Скотт - Черный карлик

Но слуги, охваченные сомнением и тревогой, не последовали за ним. Сэр Фредерик шагнул было к отшельнику, намереваясь его схватить. Внезапно он вынужден был остановиться, так как в грудь ему уперлось сверкающее острие алебарды, которую твердой рукой держал Хобби Элиот.

— Посмей только тронуть его, и я проделаю, в тебе такую дыру, что сквозь нее небо, будет видно? — воскликнул отважный горец. — А ну, отойди, пока я тебя хорошенько не угостил! Никто и пальцем не тронет Элши. Он сосед не то что некоторые и всегда готов помочь другу. Ты небось думаешь, он — калека, а ты попробуй-ка с ним схватиться. Он так тебя двинет, что у тебя кровь брызнет из-под ногтей. Элши крепкий малый — схватит, как в тиски зажмет!

— Что привело тебя сюда, Элиот? — сказал Маршал. — Кто просил тебя вмешиваться?

— А вот, Маршал-Уэллс, — отвечал Хобби, — просто взял я да и приехал сюда по своей собственной воле и во имя короля или королевы, что ли, а со мной еще десятка два-три наших ребят и сам мудрый Элши. Мы решили навести тут порядок и рассчитаться с Эллисло за старые обиды. Видишь ли, его головорезы устроили мне на днях веселенький завтрак, он их и подбил на это дело. В ответ я решил сегодня с ним поужинать. Оставьте в покое ваши шпаги, джентльмены: мы без большого шума завладели замком.

Двери все были настежь, а слуги перепились. Отобрать у них шпаги и пистолеты было не труднее, чем вышелушить горох из стручка.

Маршал стремительно выбежал из часовни и тотчас же вернулся.

— Клянись богом, это правда, сэр Фредерик: дом занят вооруженными людьми, а эти пьяные свиньи обезоружены. Шпаги наголо, и проложим себе путь к выходу!

— Не горячитесь, не горячитесь! — воскликнул Хобби. — Выслушайте меня. Мы не сделали вам ничего худого; но уж коли вы выступили за короля Иакова — как вы его там называете — и римских прелатов, мы тоже вправе возобновить старые соседские распри и отстаивать права королевы и церкви.

Но мы вас пальцем не тронем, если вы согласитесь спокойно разойтись по домам. Это для вас будет самое лучшее, так как из Лондона есть верные вести, что человек по имени Бэнг, Бинг или что-то в этом роде отогнал французские корабли и нового короля от наших берегов. Так что за неимением лучшей королевы вам придется удовлетвориться старушкой Нэнси.

Вошедший в этот момент Рэтклиф подтвердил правильность этих сведений, столь неблагоприятных для якобитов. Не простившись ни с кем, сэр Фредерик тут же уехал из замка, сопровождаемый теми из своей свиты, кто мог последовать за ним.

— А что будете делать вы, мистер Маршал? — осведомился Рэтклиф.

— Право, не знаю, — отвечал тот с улыбкой. — У меня слишком много энергии и слишком мало денег, чтобы последовать примеру отважного жениха.

Это не в моем характере, и я так не хочу поступать.

— Ну так распустите своих людей и не поднимайте шума, тогда вам все простится — ведь открытого восстания еще не было.

— Ну да, конечно, — вставил Элиот, — кто старое помянет, тому глаз вон, и снова станем друзьями.

Единственно против кого у меня было зло, — это Уэстбернфлет, ну, а ему-то я задал жару. Но не успели мы обменяться тремя ударами палаша, как он выскочил из окна прямо в ров и поплыл на тот берег, что твой селезень! Ну и ловкач! Только бы ему и похищать девиц — по две в день, на меньшее он не согласен.

Однако, если он сейчас не уберется восвояси из наших мест, я его на веревке доволоку до морского берега, потому что время встречи в Каслтоне миновало и его друзья не станут ему помогать.

Во время всеобщей суматохи Изабелла бросилась К ногам своего родственника, сэра Эдуарда Моули (ибо так мы должны его теперь называть), чтобы выразить ему свою признательность и в то же время умолять простить ее отца.

После того как немного утихло всеобщее волнение, глаза всех присутствующих обратились к ним.

Мисс Вир стояла на коленях возле гробницы своей матери, мраморные черты которой очень напоминали ее собственные. Она держала карлика за руку и поминутно целовала ее и орошала слезами. Он стоял неподвижно; только его глаза переходили от мраморной фигуры к живой девушке и обратно. Наконец он поднял руку и смахнул крупные капли слез, повисшие у него на ресницах.

— Я полагал, — сказал он, — что не пролью больше ни одной слезы. Но мы льем слезы со дня нашего рождения, и их источник не пересыхает, пока мы не ляжем в могилу. Но хоть и растаяло мое сердце, это не изменит моего решения. Я немедленно и навсегда распрощаюсь со всеми, чья память (он взглянул на гробницу) или чье присутствие (он пожал руку Изабеллы) мне дороги. Не говорите ничего! Не старайтесь сбить меня с намеченного пути! Все это бесполезно. Вы больше не услышите обо мне и не увидите больше безобразного калеку! Для вас я умру еще до того, как действительно сойду в могилу, и вы сможете думать обо мне как о близком человеке, освободившемся от тягот и преступлений этого мира.

Он поцеловал Изабеллу, запечатлел другой поцелуй на лбу мраморной статуи, возле которой она склонила колена, и вышел из часовни, сопровождаемый Рэтклифом. Изабеллу, измученную переживаниями, служанки отнесли в покои. Большинство из оставшихся гостей разъехались, стараясь внушить каждому, кто пожелал их слушать, свое осуждение антиправительственных заговоров и свое сожаление по поводу участия в одном из них. Хобби Элиот принял на себя охрану замка на эту ночь и, как положено, выставил караул. Впоследствии он немало хвалился, что он и его друзья не замешкались ни на минуту, получив от Элши призыв через верного Рэтклифа. По счастливому стечению обстоятельств, рассказывал он, они именно в тот самый день получили известие, что Уэстбернфлет не собирается явиться на переговоры в Каслтон и бросает им вызов. Поэтому в Хэйфуте собрался довольно большой отряд, намеревавшийся утром на следующий день нагрянуть в крепость разбойника, и Хобби ничего не стоило убедить своих товарищей напасть вместо этого на замок Эллисло.

На следующее утро мистер Рэтклиф передал мисс Вир письмо от ее отца, в котором было написано следующее:

Мое дорогое дитя!

Предвидя неизбежные преследования со стороны правительства, я вынужден ради собственной безопасности уехать за границу и оставаться там некоторое время. Я не прошу тебя ни сопровождать меня, ни следовать за мной. В моих и твоих собственных интересах, чтобы ты оставалась дома. Нет необходимости подробно останавливаться на причинах, которые вызвали происшедшие вчера странные события. Полагаю, что у меня есть все основания жаловаться на то, как обошелся со мной сэр Эдуард Моули, который является твоим ближайшим родственником с материнской стороны; но, поскольку он признал тебя своей наследницей и собирается передать тебе большую часть своего состояния, я считаю, что это полностью искупает его вину. Я знаю, что он все еще не простил мне того, что твоя мать однажды ответила на мои чувства, вместо того чтобы выполнить условия семейного договора, самым нелепым и тираническим образом предопределявшего ее судьбу — стать женой своего родственника-урода. Потрясение оказалось для него настолько тяжелым, что он потерял рассудок (надо сказать, что он всегда казался немного не в своем уме), и мне, как мужу его ближайшей родственницы и наследницы, выпала на долю щепетильная обязанность заботиться о нем самом и его имуществе все время, пока он не был восстановлен в своих правах в результате хлопот тех людей, которые, без сомнения, полагали, что они оказывают ему услугу, в то время как, если внимательно присмотреться к его дальнейшему поведению, станет ясно, что для его же собственной пользы было бы лучше оставить его под благотворным для него и не слишком строгим надзором.