Владимир Прасолов - Золото Удерея

- По осени сватов зашлю – как - то решил Федор, засыпая под утро. Утром объявил свое решение матери. Мать подошла и, прижавшись к широкой груди сына, долго молчала. Затем, отстранившись, внимательно поглядела в его глаза. – Правда люба тебе эта девушка?-

- Правда мама, не могу без нее дня прожить – признался Федор.

- А ты ей люб? Пойдет за тебя?-

- Так люб, сколько уж вместе, пойдет конечно. –

- А ты спроси ее.-

- А это надо, мам? Так все ясно, я же чувствую-

- А что - ж вы прячетесь от людей, вечерами да ночами, что – ж днем вместе не гуляете?-

- Так боится она, отец наказал со мной не гулять-

- А как же свататься пойдешь, коль отец ее против? Откажет, не благословит, что тогда?-

- Я уж решил, уйдем, тайно венчаемся в Пашенной часовне, что он нам сделает. Мне приданого ее не надо, мне она нужна.-

- Ой сынок, знаю, не послушаешь ты меня, только голову ты совсем потерял со своей Анюткой. Кто ты и кто ее отец? Подумай. На него пол волости работает. Батюшка откажет в венчании тайном. Не пойдет он против Никифорова.-

- Откажет? – Федор задумался. – Дальше уйдем, в Стреловское село, иль в Казачинское.-

- Ой сынок, не даст он вам уйти, кругом его люди, схватят и забьют тебя, ой горе то какое – заплакала мать.

- Мама что ты, что ты, не плач, может, отдаст он мне Анюту, она ж любит меня, попросит отца сменить гнев неразумный. Нешто он дочери счастия не желает.-

- Молод ты еще, большой, красивый вырос, да разум у тебя еще детский, чистый. Ну да ладно, до осени еще далеко, милуйтесь пока, жизнь покажет –

Лето в тот год жаркое задалось, в самый разгар покосный, тайга загорелась. От молнии разбившей вековой листвяк полыхнула и пошла огненной лавиной, накрывая сопки и увалы. Легкий ветер помогал верховому огню преодолевать небольшие ручьи и речки быстро распространяться, охватывая и пожирая все на своем пути. Тяжелый дым, расстилаясь над Ангарой, плотной завесой закрыл взошедшее солнце. Набатный звон церковного колокола собирал народ. Смешиваясь с утренним туманом, дым вязкой массой висел над землей, першило в горле, заставляя людей кашлять, жгло глаза. Настоятель церкви святого Спаса отец Кирилл был в отъезде, молодой дьякон Василий с иконой в руках встречал народ. Когда площадь перед церковью была полна, Василий поднял над головой икону святого Спаса и все, повалившись на колени, стали молиться. Высокий елейный голос дьякона величественно провозглашал святые слова и толпа вторила ему. Далеко по реке слышна была эта молитва, с высоты Рыбинского утеса на котором стояла церковь растекалась она над водной гладью. Колокольный звон затих. Закончив молитву священник уступил место старосте села Ивану Ивановичу Коренному.

- Земляки! Беда пришла сами видите. Огонь остановить надо, если речку Черную пройдет, сгорит село, неудержим. Верховой огонь по макушкам хлещет, под ним пекло, дышать нечем. Все кто может в руках топоры да пилы держать срочно на баркасы грузитесь и на Черную. Рубить и валить лес по нашей стороне, руководить работами будет Иван Авдеич Никифоров.- Никифоров стоявший за спиной головы выдвинулся вперед и зычно крикнул. - Пятьдесят человек с пилами и топорами на мои баркасы через час, сам поведу, еще сотню мужиков с ведрами, баграми, топорами - на баржи купеческие, что под разгрузкой на винные погреба стоят, через три часа, Митрофан Безруких поведет. Бабы готовьте мужикам харчи на три – четыре дня с собой. Не управимся, прокорм сам подвезу. Иван Косых с парнями с Закатиловки улицы, лошадей три десятка берегом к Черной гоните. Что-б к вечеру были на месте! Пока все, помоги нам бог!- закончил Никифоров и пошел, увлекая за собой толпу, к пролетке. Федор, как и все, внимательно слушавший Никифорова понял, ему вместе с Косым лошадей надо гнать. Не теряя времени, бегом кинулся домой, собрался и, через полчаса, готовый к действиям, был у его избы. Там уже полтора десятка парней стояли толпой, ожидая своего начальника. Скоро вышел Иван Косых, тридцатилетний кряжистый мужик. Коротко стриженая борода не закрывала мощную шею. Тонкий кожаный ремешок наискось опоясывал его крупную голову, прикрывая левую глазницу. Никто не знал, где он потерял глаз, но оставшимся он грозно глянул на собравшихся. Было в этом взгляде что- то такое пронизывающее и пугающее, что заставляло людей подчиниться, отвести свои глаза, как - будто он мог вызнать их мысли сокровенные. Начальственно прошелся, вглядываясь в лица парней. Уже много лет он был при хозяйских лошадях. Хозяйство вел справно, за что у Никифорова и среди люда в почете был. – Так парни, пошли отбирать лошадей. Вот узды, на одной верхом, одну в поводу, сполняйте скоро, управиться к вечеру надоть. –

Тайга горела люто, не щадя ни зверя, ни птицы. Ровным гулом, слышимый издали, дышал огромный пожар. Плотным дымом окутав сопки, сполохами взлетая ввысь, огонь, с ревом и треском, мгновенно превращал вековые сосны в горящие факелы. Ветер, срывая пламя, перекидывал его с одной вершины на другую и оно, обуглив хвою кроны, живыми струями спускалось по стволам вниз. Там внизу было пекло, усыхая, скручивались травы. Гибло все живое. Мелкий кустарник высыхая, горел как порох, превращаясь в огненную лавину. Небольшие ручьи, что были на пути пожара из - за жаркого и сухого лета пересохли. Только речка Черная, с ее болотистыми берегами, заросшими густым ельником, могла стать препятствием для разбушевавшейся стихии. Туда к вечеру и приехали Косых и его команда. Работа уже шла во всю, прибывшие раньше на баркасах мужики валили лес по берегу реки, вырубали молодняк и кустарники. Все это нужно было оттаскивать, чем и занялись приехавшие на лошадях люди. Пожар еще только спускался в пойму реки, но сильная задымленность и жара делали работу людей очень тяжелой. Задыхаясь, с красными от дыма, воспаленными глазами, мужики подпиливали метровые стволы елей и сосен, валили деревья упираясь в них длинными толканами. С хрустом и стоном падали лесные великаны, обливаясь свежей смолой, плакали деревья. Не обращая внимания на людей, через реку переходили лоси, выводками переплывали белки, ходом проскакивали соболя, никто не трогал спасавшуюся животину, не до нее было. Никифоров, в одной коворотке, ходил по берегу, где - то подсказывая мужикам, где - то взяв в руки топор, помогая. Его озабоченный вид и личное участие в тяжелой работе говорили сами за себя. Никто живота не щадил. Федор лошадьми таскал стволы, обработанные рубщиками, на берег Ангары и несколько раз встречался с Никифоровым. Под вечер на легкой плоскодонке к устью Черной приплыли Анюта и еще две девушки. Они привезли несколько корзин с продуктами. Девушки быстро принялись готовить ужин. Здесь же у костра, на берегу в излучине Ангары и Черной, разбили бивак и готовились ужинать все, кто приехал на работы. Здесь не так было дымно, ветерок с реки освежал разгоряченные тела. Многие купались и, смыв с себя пот и грязь, наскоро перекусив, вновь брались за топоры и уходили. На берегу было людно. Федор тоже, отцепив приволоченные бревна, поставил лошадей и, раздевшись, бросился в воду. Проплыв саженками метров пятьдесят лег на спину, некоторое время лежал, отдавшись течению. Затем, развернувшись, быстро поплыл к берегу. Еще с воды он увидел Анюту, она полоскала отцову рубаху, низко склонившись над водой с прибрежного валуна. Их разделяло метров двадцать, Федор нырнул. Прозрачная вода не могла скрыть его приближающегося тела, но Анюта, занятая стиркой, думала о чем-то своем и совершенно ничего не заметила. Когда он, в фонтане брызг вылетел перед ней из воды, Анюта испуганно вскрикнула. Довольный своей проделкой Федор, тут же получил мокрой рубахой, отчего отшатнувшись, подскользнулся и упал в воду. Все это происходило у всех на глазах и вызвало общий смех. Кто - то крикнул – Что ж ты девку так пужаешь, рожать не будет!-