Михаил Голденков - Три льва

В Речи Посполитой объявили посполитое рушение: шляхтичи спешно готовили свои хоругви к отправке на юг. Снял со стены свои пистолеты Самуэль Кмитич, вновь натянул на себя походный, и явно уже тесный, мундир Михал Казимир Радзивилл, сел на любимого боевого коня Ян Собесский… Войско посполитое шло на помощь несчастному Подолью.

Король польский и Великий князь литовский Михал Вишневецкий, долгое время не веривший в возможность войны с Портой, не на шутку испугался. Он торопил, призывал действовать быстрее и решительнее, требовал от своих гетманов немедля остановить турок. Однако Великий гетман Михал Пац продолжал игнорировать приказы короля, ссылаясь на задержку выплат денег своим солдатам и продолжая жаловаться на собственное здоровье. Вишневецкий бушевал и срывался, грозился растерзать Паца, повесить на первой же сосне… Желудочная язва короля на нервной почве обострилась, лицо стало зеленым, а по Варшаве поползли новые разговоры о том, что полностью прав был Богуслав Радзивилл — не способен родить король наследника. Жена Вишневецкого Элеонора Мария Йозефа Габсбург, не то отчаянно пытаясь защитить честь супруга, не то доказывая, что ее муж еще на кое-что способен, распространила весть о своей беременности. Разговоры про наследника враз стихли.

В шатре коронного гетмана кроме него самого находились лишь Михал Казимир, Кмитич, полковник Лужецкий и подольский князь Юрий Володыевский… Вот уж права народная поговорка, что малая собака до смерти щенок! Невысокий пятидесятидвухлетний Володыевский, несмотря на свои годы, выглядел все таким же, каковым его по сейму запомнил Михал во время драки «маленького рыцаря» с Богуславом. Кмитич, видевший Володыевского последний раз аж пятнадцать лет назад, также находил его мало изменившимся.

— Приятно, что вы, пан Юрий, все тот же! — с улыбкой жал руку подольскому князю Кмитич.

— А вы даже похорошели! — улыбался Володыевский, который, впрочем, явно похудел, а на чисто выбритом лице прибавилось морщин. Однако светло-русые волосы на голове подольского князя даже не тронулись сединой, придавая ему все ту же молодецкую удаль, особенно в сочетании с мальчишеским телосложением.

— Не густо нас, — усмехнулся Кмитич, оглядев пятерку воевод, столпившихся у круглого стола с разложенной на нем картой Подольской Руси. Впрочем, был и шестой — загадочный человек в ярко-красном камзоле и в странной треугольной шляпе, с трудом державшейся на высоком парике. Его всем и представил Собесский.

— Это, паны мои любые, австрийский представитель господин Альберт Герберштейн. Наш союзник.

Союзник, невысокий человек средних лет, снял с огромного парика свою необычную шляпу с сильно загнутыми в форме треугольника полями и милостиво поклонился. Кмитич вспомнил, что похожую треугольную форму придавали своим шляпам виленский инженер Якуб Боноллиус в Смоленске и он сам, Кмитич, на подписании унии со шведами в Вильне. «Похоже, новая мода», — улыбнулся про себя Кмитич, вспоминая Боноллиуса и то, каким модником был этот отважный столичный пан, так много сделавший для восстановления смоленских стен и бастионов. «Эх, и где он сейчас? Один Бог ведает! Хоть бы жив был! Вот кого бы желал повидать кроме Елены», — вздохнул оршанский князь и вновь повернулся к коронному гетману.

— Совет у нас тайный, — объявил тем временем Собесский, — но Австрия крайне заинтересована в нашей победе, панове, и Габсбурги хотят помочь нам. А людишки Дорошенко как тараканы — везде.

— Помочь? — Кмитич усмехнулся, смущенно пригладив рукой рыжеватые усы. — А почему тогда лишь одного пана посла прислали? Может быть, было бы неплохо хоругвь солдат прислать?

— Мы пока не можем, — мило улыбнулось чисто выбритое лицо австрийского представителя, — вы же знаете, какие у нас напряженные отношения с Турцией. Мы их, можно сказать, данники. Нельзя на данном этапе, чтобы турки увидели нашу активность на военном поприще. Они сразу набросятся на наши границы и захватят саму Вену.

— То есть вы предлагаете нам разбить турок, а видя, как они утекают, бежать вместе с нами, бить их в спину и кричать о совместной победе? — подбоченился Кмитич, не обращая внимания на Собесского, метавшего в его сторону страшные взгляды.

— Это мне знакомо! — улыбнулся Кмитич, поворачиваясь к Володыевскому. — Когда мы разбили и прогнали московитов, то премию за победу получали паны польские и литвинские, коих я как-то в бою и не видел рядом ни с собой, ни с Чарневским, ни с Михалом Казимиром или Богуславом. После победы уж столь много победителей нашлось, претендующих на премиальную экономию короля! Вот и сейчас! Где союзники австрийцы? Где польские хоругви? Что-то я сейчас вокруг себя вижу лишь только трех русин и двух литвинских чудаков вместе с собой. Ну и вот тайный австрийский посол с божьей помощью!

— Пан Самуэль! — попытался остановить Кмитича Собесский, но оршанский полковник словно и не замечал гетмана.

— Где хотя бы Великий гетман Михал Пац? — продолжал негодовать Кмитич. — Или все помощники попозже подтянутся, когда пенензы из Варшавы привезут, чтобы платить отличившимся?

Посол стоял, опустив голову. Где-то жужжал залетевший в этот теплый летний день в палатку черный мохнатый шмель. Володыевский усмехался. Лужецкий, заложив руки за спину, кажется, наблюдал лишь за одним шмелем, а Михал хмурил брови под полями своей черной кожаной шляпы с блестящей серебряной пряжкой на высокой тулье. Он полагал, что поведение друга не дипломатично. Но неожиданно Собесский стал заступаться за Кмитича.

— Вы правы, пан полковник. У победы всегда много сестер, а поражение — всегда сирота. Но политика — дело тонкое. Австрия нам, в самом деле, не может сейчас помочь с армией, но ситуацию хочет контролировать, отслеживать, чтобы вовремя оказать эту самую помощь.

— Вовремя для себя или для нас?

— Для нас всех, — ответил за Собесского Герберштейн, — и не надо думать, что мы такие уж нахлебники, пан полковник. Я не так давно ездил в Москву. Прилагал большие усилия, чтобы привлечь на нашу сторону царя. И если честно, то кое-чего достиг на переговорах.

— И чего же? Лапотники уже в пути? — спросил, приподняв брови, Кмитич. Все с любопытством уставились на посла.

— Московия не может пока воевать с Турцией, как, похоже, и не хочет. Но царь обещал и не помогать султану ничем, как бывало ранее, и не мешать нам, то есть вам, литвинам, противостоять султану.

— Значит, царь просто пообещал вообще ничего не делать? Это и есть «кое-что» в перетягивании царя на нашу сторону? Великолепно, пан посол! — иронично усмехнулся Кмитич. — Обещал, значит, царь больше на Речь Посполитую не нападать, ибо рыло и так в крови! Успешная миссия, пан посол, поздравляю! Ну, дзякуй за помощь! — развел по-шутовски Кмитич руки. — И стоило разве ездить так далеко?