Юлия Андреева - Рыцарь Грааля

Не в силах остановить ее слез, в начале мая благородный хозяин замка Ричард выдал свою безутешную племянницу замуж за соседа сэра Генриха де Пуа, и в положенный срок Вьерна родила златокудрого мальчика, как две капли воды похожего на Видаля.

Позже, когда королю Ричарду Львиное Сердце было доложено о проказах его любимого трубадура, тот только рассмеялся: «Мне доводилось слышать о том. что доблестные рыцари и великие герои древности производили на свет божий детей, недостойных и подлых во всех отношениях, – сказал король. – Но вот чтобы в захудалом и презренном роду появился бы на свет столь прекрасный наследник!.. Вот истинное благословение небес. И на месте мессена де Пуа я бы скорее благодарил судьбу за столь мудрый поворот событий, нежели проклинал ее».

В доказательство своего расположения к новорожденному Ричард подарил Генриху де Пуа замок Корф и прилегающие к нему имения, чем спас от праведной мести Пейре Видаля.

Но юный трубадур узнает правду о любимой и их совместном ребенке многим позже, а тогда, живя при дворе короля Ричарда Львиное Сердце, бродячие трубадуры донесут до него песню о замужестве прекрасной Вьерны. После чего Видаль впадет на некоторое время в тоску и печаль.

И однажды из-под его пера выйдет последнее послание даме его сердца Вьерне:

Дорога в Анжу, где размещалась ставка Ричарда, оказалась ужаснее, чем Пейре мог себе это даже вообразить. Струны на музыкальных инструментах набухли и, точно простуженные певцы, не могли петь, праздничная одежда промокла, кони еле тащились, лениво погружая ноги в жидкую холодную грязь. Кое-где рыцарям приходилось спешиться и вести животных под уздцы. К счастью, в конечном счете ни один из коней не пострадал, и путники добрались до короля, проведя в дороге всего три недели.

Уставший и измученный трубадур упал в ноги своему венценосному повелителю и со слезами на осунувшемся за время тяжелого пути лице попросил немедленно отпустить его в далекую Тулузу, где он должен был спасти от неминуемой смерти своего друга благородного Гийома де ла Тур.

Пейре клялся Ричарду в верности и преданности, обещал надеть на себя плащ с крестом и отправиться с королем хоть на край света, пусть только добрый повелитель позволит ему выполнить долг дружбы.

Подняв юношу с колен, Ричард повелел своему лекарю осмотреть трубадура, так как речи последнего напоминали горячечный бред. После он пожаловал Пейре великолепные одежды, шлем, кольчугу и меч, рукоятка которого была сделана из чистого золота и украшена огромными рубинами. Ричард велел ему отдыхать хотя бы до окончания дождей и набираться сил.

На следующий день, когда Пейре веселый и бодрый гулял по городской стене, наслаждаясь выглянувшим из-за туч солнышком и любуясь открывающимся с высоты видом, его окликнул знакомый голос. Видаль оглянулся и чуть было не потерял равновесие, схватившись за перекладину метательной машины. Перед ним стоял сам Бертран де Борн. Трубадуры обнялись, точно родные братья, так что впечатлительному Пейре показалось, что время повернуло вспять и он все еще стоит с обнаженным мечом у моста Дохлых собак и смотрит в серые глаза Бертрана.

Разговаривая о том и о сем, они спустились в город, где Бертран знал каждый трактир, точно они были частью его собственных угодий. Они миновали рыночную площадь, свернув около городской ратуши, Пейре так и не узнал ее названия. Спустились в подвальчик, в котором, по словам Бертрана, было самое лучшее в округе пиво и за дубовым столом у стены, как нигде больше, хорошо писались стихи и сочинялись песни.

Вдохновленный встречей и поворотом в судьбе юного трубадура, Бертран рассказывал ему о своей концепции пути поэта-воина – новом и прогрессивном типе современного рыцаря.

– Пример для молодежи, образец достоинства, благородства и чести, оплот государства и католической церкви! – восклицал де Борн. – Это рыцарь крестоносец, а еще точнее, доблестный и праведный тамплиер…

Бертран сделал паузу, к их столу, привлеченные пламенной речью, подошли трое рыцарей в белых плащах с красными крестами. Одного из них Бертран представил Пейре как признанного мастера стиха и своего первого соратника Жиро Борнеля, два других рыцаря были выходцами из Каркассона – господа Гастон Оливье и Жак де Эскас.

– В наше благословенное время трубадуры должны приложить все свое умение, для того чтобы поддержать святую церковь и вдохновить правителей и рыцарей на третий крестовый поход и возвращение Иерусалима! Современный рыцарь – это не певец любви, не слуга прекрасной дамы, а оплот церкви. Я считаю, что крестоносцы, и в частности тамплиеры, – это активный путь, это действие и сила. Если поэзия – то пламенные сирвенты, вдохновляющие войско и поднимающие боевой дух. Не правда ли, друг Жиро? Расскажи Видалю о том, как мы пели перед новобранцами Ричарда и как наши арфы склоняли целые армии на участие в этом святом деле!

– Я готов отдать весь свой гений во славу церкви, – улыбнулся в светлые усы Борнель, – но вот только нельзя совсем уже забывать о наших дамах, в конце концов они не простят нам измены, и вернувшись мы рискуем не найти себе место близ прелестных созданий, – он подмигнул Пейре, попросив принести всем по кружке пива и закуску. В запале разговора Бертран совершенно позабыл, для чего притащил Пейре в этот кабак. – Что же касается тамплиеров, то, да простят меня мои друзья и вы, благородный Бертран, но я не вижу причины давать клятву безбрачия, как это делают ученики и последователи Гуго де Пейна 6. Какая, в сущности, разница Богу, женат ты, имеешь любовницу или присягаешь на вечную верность прекрасной даме? Бог доволен, если человек старается следовать его заповедям и участвует в священных воинах. Что же до проказ крылатого Амура, то тут… – он хотел продолжить, но вовремя замолчал, остановленный нацеленными на него острыми, точно стрелы, взглядами тамплиеров.

– Впрочем, возможно я чего-то и не понимаю, господа, простите же неотесанному деревенщине его невежество.

– Святая церковь не одобряет подобных замечаний, – нашелся Жак де Эскас. – Скажи спасибо, что за этим столом нет предателей. – Он покосился на Пейре, но Бертран положив свою руку на плечо тамплиера, мягко произнес: