Станислав Гагарин - Дело о Бермудском треугольнике

— Мои предки пришли на Кубу из Кастилии, — говаривал де ла Гарсиа, когда случалось очередное недоуменье по поводу светлых его волос, — а в Кастилии можно повстречать и рыжих, и светлоглазых людей. Но мой папа и моя мама — вовсе не есть такие, как я… феномен!

Хуан смеялся. Внешность его мало заботила, хотя де ла Гарсиа не оставался равнодушным к ласковым взглядам, которыми его одаривали поморские девчата, приходившие в мореходку на танцы.

Хуан Мигуэл де ла Гарсиа всегда помнил о том гостеприимстве и участии, с которым отнеслись к нему в России, в Поморске, и в доме Леденевых. Он вернулся на Кубу, стал работать штурманом на траулере, постоянно писал письма Вере Васильевне и Юрию Алексеевичу, писал на русском языке, его учеба продолжалась… Правда, в последние месяцы писем не было, и сейчас Леденев сказал об этом.

— Длинная, то есть долгая экспедиция, — объяснил молодой капитан. — Ходили к архипелагу Южная Джорджия и затем дальше, к острову Кергелен.

— Никак нототения вновь заловилась? — удивился Леденев.

— И не только она…

Проговорили они весь вечер.

На другой день Хуан пригласил Леденева на свое судно. После долгого рейса траулер поставили в ремонт, капитан получил отпуск, но под любым предлогом де ла Гарсиа старался заглянуть на судно: а вдруг там что-нибудь да стряслось?..

Судов такого типа Леденев видел и перевидел множество, только сейчас он старался казаться особо заинтересованным и несведущим. Потому искренне восхищался и оборудованием рубки, и расположением тралового мостика, и главным двигателем: Хуан затащил Леденева в машинное отделение тоже.

А несколько дней спустя состоялась еще одна встреча. Ее надо особо отметить, поскольку она сформировала экипаж «Паломы», и не будь той встречи, может быть, не произошли бы события, о которых и рассказывается в этой повести.

Во время одной из прогулок по предместью Гаваны Леденев увидел человека, сидящего на сваях разрушенного причала. Трудно сказать, что привлекло внимание Юрия Алексеевича в облике незнакомца, только Леденев сразу же определил в нем земляка. Человек удил рыбу. Поодаль играли мальчишки, и по тому, как не обращали они никакого внимания на рыболова, было понятно, что удит он давно и безнадежно.

Юрия Алексеевича всегда поражало в рыболовах их упорство и отрешенность. Он часто видел чудаков с удочками в руках на гранитных набережных Невы, Сены, Рейна или Дона, и когда доставало времени у него самого, наблюдал за этими фанатиками, истово верящими в свою удачу, даже если шансы на добычу приближались к нулевой отметке.

Леденев смотрел на рыболова и улыбался. Он не сомневался в национальной принадлежности его и потому, подойдя ближе, произнес на русском языке:

— Клюет?

Человек, не поворачиваясь, не отводя глаз от поплавков, сиротливо замерших в воде, издал неопределенный звук и махнул рукой.

Постепенно до него дошло, что здесь, на Кубе, его спрашивают на родном языке, он повернулся, глянул на Юрия Алексеевича, поднялся и протянул руку.

— Земляк, — сказал рыболов. — Ну, конечно, наш… Здравствуйте. Меня зовут Виктор Васильевич. Дубинин Виктор Васильевич. Инженер-энергетик с Урала. А хобби — вот оно.

Он кивнул в сторону поплавков.

Леденев назвал себя.

— Будете в Челябинске, не проговоритесь о моем позоре. У себя дома я считаюсь мастером по этой самой части…

— Не проговорюсь, — заверил Дубинина Юрий Алексеевич.

— А вы какими судьбами? — спросил Виктор Васильевич.

Был он плотным, среднего роста, лет сорока, с явными признаками монголоида, несмотря на сугубо русскую фамилию.

— Обмен опытом, — сказал Леденев. — Сейчас отдыхаю. Через неделю — в Москву.

Дубинин вздохнул.

— Мне еще полтора года. Проектируем здесь энергетические линии. А вы по какой специальности, чем обменивались?

— Опытом, — повторил Юрий Алексеевич. — По какой специальности? Как бы это вам лучше объяснить… Словом, считайте меня юристом.

— Нужное дело, — механически ответил Дубинин. Разговаривая с Леденевым, он постоянно косил глазами на поплавки. — На Кубе внимательны к специалистам, мы находим у властей полное понимание и любую поддержку. Тогда и работается в удовольствие. Только вот рыба не хочет ловиться…

— В этом месте вам и не поймать ничего, — заметил Леденев.

— Да я это понимаю…

— И все-таки ловите?

— Ловлю.

Оба рассмеялись.

Дубинин вытащил из сумки книгу и протянул Юрию Алексеевичу.

— «Старик и море» Хемингуэя, — сказал он. — На испанском языке… Читаю для практики. Вот у кого была рыбалка! Поймать такую рыбу — и умереть. Все равно жизнь не даст большего счастья.

— Да вы фанатик, Виктор Васильевич! — воскликнул Леденев.

Дубинин отвернулся, то ли от смущения, то ли для того, чтобы снова проверить поплавки.

— Какой фанатик… Любитель я!

Дубинин вздохнул.

— Ну, хорошо, — решительно произнес Леденев, — если дадите слово, что не умрете от счастья, когда поймаете Большую рыбу в океане, я помогу вам. Испытаете свою удачу…

Юрий Алексеевич рассказал Дубинину, что его молодой друг Хуан Мигуэл де ла Гарсиа — заядлый яхтсмен. Он уже пригласил Леденева на воскресную прогулку, выход состоится из порта Матансас, и теперь он, Леденев, договорится обо всем с капитаном и известит Дубинина. Пусть готовит снасть, авось и привалит ему рыбацкое счастье.

Так и порешили. А рано утром 25 июля 1976 года Леденев увидел с борта «Паломы», — он приехал в Матансас еще вечером и ночевал в каюте яхты, — что Дубинин прибыл не один.

На причале стояла молодая женщина. «Красивая», — отметил Леденев. Виктор Васильевич смущенно улыбался.

— Здравствуйте, — сказал он. — Извините… Это…

Женщина решительно ступила вперед и заговорила.

— Доброе утро, Юрий Алексеевич, и не браните, пожалуйста, Виктора Васильевича. Это я сама за ним увязалась. Он ни в какую не хотел брать меня с собой, но я случайно подслушала его рассказ о предстоящей прогулке по океану и так поставила вопрос: добираемся до яхты и спрашиваем капитана. Берет он меня — иду, не берет — возвращаюсь в Гавану. Простите, не представилась. Власова, врач больницы в советской колонии. Зовут Нина Станиславна. Можно покороче — Нина. Умею не хныкать, стойко переносить трудности, альпинистка… И хорошо готовлю.

— Последнее обстоятельство меня уже устраивает, — улыбнулся Леденев. — Но, к сожалению, я не капитан. И как он отнесется к этому…

— Положительно! Только положительно!

Голова Хуана возникла над палубой, он поднялся из носового кубрика, спрыгнул на причал и галантно подал руку Нине Станиславне.

— Прошу вас на борт яхты «Палома», что по-русски означает «Голубка», — сказал капитан. — Я не верю в бабкины сказки про женщин, которые носят на корабль несчастье. Это зависит о того, какие женщины приходят на борт. С вами, сеньора Нина, не будем бояться никакой беды.