Валерий Янковский - Потомки Нэнуни

У станции Черкасская перешли по деревянному мосту речку Сидеми и, оставив тракт, повернули вниз по течению, на юг. Вдали засинели сопки полуострова, запахло морем. Кони поднимали морды и, расширив ноздри, принюхивались к влажному солоноватому ветру, пошли без понуканий, веселее. А расцвеченные первыми осенними красками горы — всего ближе!

Впереди с гонцом отправили записку, их встречали.

К тому месту, где дорога подступала к броду через канал, у подножия горбатившегося китом мыса Бринера собрались Ольга Лукинична, Семен Лукич, Платон Федоров, Митюков, дети, несколько пастухов. И вот измученные люди и лошади, одолев последнюю водную преграду, ступили на сухую, твердую землю Сидеми и вздохнули: завтра им уже не нужно будет куда-то спешить…

Михаил Иванович соскочил с коня. Жена, улыбаясь, пошла навстречу, но заметно вытянувшиеся девчонки с визгом обогнали ее и кинулись к отцу на шею. Сыновья застенчиво протянули ладони, но дали себя поцеловать.

Верилось и не верилось, что наконец дома. Хватили лиха! Но инициатор этого труднейшего и рискованного похода ясно понимал главное: теперь-то жеребята следующего помета обязательно наберут недостающие для сидеминской лошади вершки.

Старинная дальневосточная пословица гласит: «Где кабан — там и тигры». К ней следовало бы добавить: «Где олень — там барсы и волки».

Барсы и волки наведывались на полуостров в основном зимой, когда замерзали канал, лагуна, морские бухты, а порою и весь залив. Чего проще — забежать по льду? Те и другие были страшными врагами, но вели себя по-разному, и кошки, в общем, порядочнее. Барс может покончить с оленем за три дня и вскоре явиться за следующим. Но он не тронет лишнего. И совсем другое дело волк. Этот режет для удовольствия: догоняет и рвет, рвет с остервенением столько, сколько сумеет догнать.

Однако волки в Приморье бывают не только серые, но и красные, и между ними существует заметное различие. Серый волк не собирается здесь в большие стаи. Два-три, редко пять. Они являлись на Сидеми каждую зиму, и Михаил Иванович довольно быстро изучил их повадки, нашел способы борьбы. Организовывал облавы, в лунные ночи устраивал в стогу сена возле потравы хитрые засады, откуда стрелки били их картечью. Научился тонко травить стрихнином. Одним словом, долго шкодить серым не удавалось.

Но вот осенью того года, когда он вернулся из Сибири, вдруг стали находить растерзанных в клочья оленей по нескольку голов в ночь. А на оттаивающей днем земле и утренней пелене инея появились следы необычных волков. Отпечатки их лап были помельче обычных, острее, но самих следов очень много. Шли они то лавой, то веером, то цепочкой.

Корейцы-пастухи определили: это ири — красные волки.

В Приморье первая половина зимы часто бывает бесснежной. Так было и в этом году. Молодые, не сбрасывающие до весны свой крупный желтый лист, дубняки делали красных волков невидимками, и каждый новый день приносил все большие жертвы. В те дни Михаил Иванович записал в своем дневнике:

«…Эти красные волки — кион альпинус, воспетые в китайских легендах, ведут крайне таинственный и малодоступный для наблюдений образ жизни. Они, точно шутя и издеваясь, ускользают на всех, казалось бы, самым хитрейшим образом задуманных охотах. И, натворив бед, так же таинственно исчезают…»

А легендарные привидения — ири — продолжали творить свои черные дела под покровом ночи, из-за бесснежия не оставляя никаких следов для поисков и преследования.

Михаил Иванович лишился сна. И в этот критический момент вдруг — срочный вызов во Владивосток. Одевался он необычно медленно, задумчиво. Жена подала ему пальто и шапку.

— Просто беда, Оля, не знаю, что и делать. И ехать необходимо, и волки, будь они неладны, из головы не выходят. Ты помни вот что: если задавят кого днем и хоть что-то останется, положите на том месте любое мясо и затравите. Иного выхода нет. Ребята видели, как я травил серых, должны суметь. Смотри, небо вроде хмурится. Вот бы снежок…

Он уехал, а ночью действительно выпала первая пороша.

Ольга Лукинична всегда поднималась с рассветом. Она подошла к окну и ахнула:

— Ах ты, батюшка, все бело! Вот беда, ждал, ждал и уехал-то как не вовремя. Надо было задержаться.

Солнце уже осветило усадьбу, когда прискакал кореец-пастух и сообщил, что ири напали на оленя, одну голову оставили.

Ольга Лукинична вспомнила наставления мужа.

— Папа предупреждал: если нападут днем и хоть что-то останется, сейчас же отвезти туда мясо и разложить отраву… Ты сумеешь? — спросила она Юрия.

— Я видел, как папа затравливал. А где стрихнин?

Юрий с пастухом отвезли к месту гибели оленя тушу висевшего в кладовке дикого козла. Юрий сделал в тушке несколько проколов, осторожно, отворачиваясь и стараясь не дышать, всыпал деревянной ложечкой небольшие дозы белого порошка и возвратился домой. Всю ночь ворочался с боку на бок: придут — не придут к убитому оленю неуловимые хищники? А если придут, вдруг он что-то сделал не так и они не тронут отравленного козла?

Чуть свет они с Александром подъехали к приваде. От козла не осталось ни клочка! Огляделись и вдруг заметили припорошенный снежком рыжий холмик… Есть, попался кровожадный убийца!

Братья, прямо на санях, двинулись по следу уходившей на север стаи и засветло собрали восемь отравившихся красных волков! Остальные в панике покинули полуостров.

Уже в сумерках они прикатили во двор усадьбы.

Волков втащили в кухню и разложили на полу. Полюбоваться на них при свете сильной керосиновой лампы сбежались Платон, Антипов, конюх Митюков, пастухи-корейцы, обе сестры, Ян и Сергей. Мать внесла и посадила верхом на волка маленького темноглазого Павлика.

Девочки гладили блестящий мех и прикладывались к нему щекой. Мальчишки опасливо дергали хищников за уши и хвосты. Митюков, как обычно, успел к вечеру хватить разведенного, спирта: нос красный, светлые глазки сверкают, сивая бороденка взъерошена. В таких случаях он бывал особенно разговорчив. И сейчас, сидя на табурете, слегка заплетающимся языком поучал:

— Доигрались, заразы. Сколь ночей людям спать не давали, сколько наших олешек зазря погубили. Вот, туды вам и дорога…

Намучившиеся с волками пастухи-корейцы, Магай и Хан, сразу отличили «главаря банды». Сидя на корточках, время от времени стукали рыжего вожака по широкому лбу, изливая на него тирады отборных шипящих звуков…

В эти минуты пунцовые, счастливые охотники за обе щеки уплетали мясную похлебку из косулятины, наперебой рассказывая сидевшему рядом дядьке Платону подробности сегодняшнего дня.

Когда кончили ужинать, Ольга Лукинична распорядилась: