Евгения Никифорова - Тамерлан. Дорога в Самарканд

– Так что прикажете, госпожа?

Но девушка не успела ничего сообщить, внимание отвлекли шум и бойкие мужские переклички. Спутники Казгана прибыли домой без добычи, но главное – без предводителя. Вести о его пропаже разнеслись стремительно, на Ульджай только-только халат надели, а в соседних селениях уже принялись обсуждать скорую смену власти. Южные земли улуса гудели не слабее пчелиного роя.

– Отвези письмо брату. Хусейн должен принять меры немедленно, – после этих слов Ульджай лично проследила, чтобы гонец уехал в Бадахшан на лучшем скакуне из её собственного табуна. А после, вооружившись кинжалом и луком, собрала ближайших сторонников деда.

– Кто из вас своими глазами видел тело повелителя? Кто на Коране готов поклясться, что эмир Казган предстал перед Аллахом? – её требовательный взгляд обращался к каждому воину по очереди. Все они опускали головы, признавая, что господин вполне мог быть жив. Но кое-кто прервал молчание. Угрожающе выступил вперёд, расправив плечи.

– Стоит ли нам отчитываться перед хатун?

Ульджай стиснула челюсти, удерживая в узде чувство ослепляющей ярости, а через мгновение выхватила лук и, пока злонасмешник силился что-то сообразить, выстрелила ему в шею. Мужчина покачнулся и рухнул под ноги соплеменников. Из насквозь пробитого горла хлестал багровый ручей.

– Кто предаст повелителя, у того путь один – в преисподнюю, – ровным тоном сообщила она. – Кто поможет предателю, хорошенько перед смертью помучается. Это я обещаю.

Возражать не стали. Влиянием, которым пользовалась девушка, многие жаждали обладать: не только обитательницы гарема, великовозрастные дочери и наложницы, но и почтенные беки, соратники, воевавшие плечом к плечу с Казганом долгие десятилетия. Обидеть Ульджай Туркан-агу – всё равно что вынести себе приговор. Если не старик обезглавит, то брат, который любил её до безумия. Впрочем, и без попечителей юная госпожа прекрасно справлялась. Чему свидетельствовал осыпанный песком труп. Она училась боевым навыкам с детства, наравне с Хусейном и другими мальчишками. Казган потворствовал прихотям внучки, сперва – из чувства умиления, затем – с намерением защитить.

Поддаваться страху было последним делом. Ульджай старалась играть в равнодушие; с каменным лицом набирала людей в отряд, сыпала приказами, касающимися не только подготовки к поискам, но также и пленников – чтобы те не могли сбежать. В глубине души она выла. Выла, как брошенный на произвол судьбы волчонок, отлучённый от стаи.

– Знаешь, Болта, – сказала евнуху, когда они вместе отправились к местам, где её дед охотился. – Я наконец-то поняла, что мне нужно.

– И что же?

– Выйти замуж.

– Госпожа шутит?

– Разве такими вещами шутят? Заикнулся бы об этом вчера, высекла бы, как скотину.

Ульджай мельком глянула на сопровождающих: почти все состояли с эмиром в родстве. В своё время Казган устраивал выгодные браки, разве что со старшей дочерью ошибся. Та не поддержала его с Туглук-Тимуром перемирие, хотя оно с самого начала казалось призрачным. Вражда между двумя правителями породила череду предательств. На жизнь Казгана покушались и прежде, ещё когда Хусейн пытался вернуть Герат вместе с вероломными барласами.

– Почему же сегодня госпожа о муже помышляет? – поинтересовался Болта.

– Был бы муж, эти – глаза бы поднять боялись. Дед берёг меня, всё хотел отдать лучшему. Где же лучшие? Да если и есть, за милость могульцев готовы Коран сжечь.

– Дай Аллах, повелитель отыщется.

– А если нет, Болта? – Ульджай отвернулась, чтобы мужчины не заметили её смятения. – Что если он мёртв?

Под копытами неприятно скрипели камешки. Пустынная область с изредка проскакивающими деревьями и сухостоем недружелюбно встречала путников. Лай собак вполне мог привлечь внимание заблудившегося человека, если только горные массивы не обманут: ветер был коварным игроком. Мохаммед-Ходжа, близкий друг Хусейна, несколько раз предлагал разделиться, но остальные не соглашались, ссылаясь то на небольшое количество всадников, то на необходимую военную помощь в будущем – если на Казгана напали. В утрате доверия соплеменники не признавались из опаски поставить честь под удар. Хисрау-Баян-Кули, старший в отряде, старался придумать тему для разговора и припоминал случаи многолетней давности: как их эмир едва не погиб в схватке с султаном, затем – под Самаркандом, или от тяжелейшей раны, которую нанёс Казан-хан. Постепенно все оживились. Казган и правда был счастливчиком: не одну битву застал, узнал сладость почтенных годов в окружении многочисленного потомства.

– Аллах, сохрани, – шептала девушка, прикрыв платком половину лица.

До самого вечера они рыскали между ущельями, объехали всю долину вплоть до побережья Джайхуна, но обнаружили лишь оставленные лошадьми следы. Кто-то сказал, что надо бы вернуться, и тоже чуть не словил стрелу. Ульджай, горя негодованием, обратилась за поддержкой к Хисрау-Баяну-Кули.

– Завтра пересечём Джайхун, там посмотрим. Что нам стоит? – сказала она, проглатывая отчаяние.

Вождь придерживался схожего мнения.

– Если повелитель погиб, тело похоронить следует. Шакалам своего эмира я не отдам, – разъяснил он молодым воинам. – А повернём назад, когда опять на поиски выдвинемся?

Так и решили заночевать, разбив посреди поля шатры. Однако же на длительное времяпрепровождение вдали от дома не рассчитывали – запасы истончались. Ульджай тянуло вперёд к реке: сон отступал, стоило подумать о судьбе деда.

– Ты ничего не съела, ага, – Хисрау-Баян-Кули приметил, что девушка отказалась от вяленого мяса, которое заботливо протянул ей евнух. – Нужно беречь силы.

– У меня достаточно сил, – грубо раздалось в ответ. – Пока не найду повелителя, никому покоя не дам. И себе тоже.

– Глупо, ага, глупо.

– Разве? Когда враги убивали вашу дочь, вы в юрте сидели? Вы боролись! Вот и я бороться буду.

– Настырная! – промолвил Хисрау тем же тоном. Поначалу хотел огрызнуться по поводу трагических событий в Самарканде, но потом сделал вид, что не слышал этого. В его воспоминаниях треск костра сопровождался криками погибающих – их мужчина не забудет, даже если город, где произошла резня, поглотит песок. В его маленькую беременную госпожу могульцы воткнули лезвия десять раз. Хисрау был участником многих сражений, но с такой жестокостью, какой отличился завоеватель из Джете, не сталкивался никогда. Туглук-Тимур хану удалось изгнать хорасанских эмиров ценой, которую не каждый бы заплатил: власть требовала великих жертв. Страшную смерть принял Абдулла, бывший тогда наместником Казгана. Лишь позже, значительно позже Хисрау-Баян-Кули понял, как глупо было рассчитывать, что гарем пощадят.