Хэммонд Иннес - Шанс на выигрыш

— У тебя действительно есть деньги?

— Да, — я посмотрел на Джин. — Собери мне вещички, будь добра.

— Ты в Калгари?

— Да. Гарри, ты будешь бурить дальше?

Он обвел взглядом свою команду.

— Как, ребята? Зададим этим жуликам перцу?

Буровики заулыбались и одобрительно закивали.

— Считай, что сделано. — Гарри хлопнул меня по плечу. — А ты у нас расцветаешь не по дням, а по часам, старина. Раньше-то тебя, помню, чуть не ветром сдувало, а теперь вон какой бравый молодец! Пошли запускать бур, ребята. Удачи, Брюс!

Дождавшись темноты, я въехал в Каним-Лейк и двинулся к дому сестер Гаррет, прижимаясь к стенам хижин, стараясь держаться в тени. Дверь мне открыла сама Сара. Вид у нее был такой, словно она уже знала, зачем я пожаловал.

— Вы, наверное, очень спешите? — спросила старушка.

— Да, мне надо в Калгари.

Она прошла в свою комнату и вынесла оттуда две заветные жестяные коробочки.

— Вот, возьмите. Надеюсь, этого хватит.

— Вы понимаете, что я, возможно, не сумею вернуть долг?

Она улыбнулась.

— Это не долг, а подарок.

У меня перехватило дыхание. Уже на пороге Сара Гаррет спросила:

— Вы женитесь на Джин? Она же вас так любит, вы это знаете?

Я медленно кивнул.

— Да. Но мы никогда не поженимся. Я болен и скоро умру. Только пусть это будет нашей с вами тайной.

Утром седьмого августа я прибыл в Калгари, положил золото в банк и, отправив Бою необходимую сумму, пошел к моим адвокатам. Здесь я узнал, что Фергюс забрал свой иск назад. Юристы посоветовали мне ускорить темпы бурения, с тем чтобы, добыв нефть, я мог потребовать с Фергюса такую компенсацию на случай затопления «Королевства», которая сделала бы его проект нерентабельным и заставила бы компанию Ларсена остановить стройку.

На следующее утро в гостиницу, где я остановился, явился Эчисон. Он был зол как цепной пес, и это меня нисколько не удивило, ибо пришел Эчисон с новым предложением Фергюса: сто тысяч долларов. Искушение было слишком велико, и я едва не сдался перед огромностью этой суммы. Как ни странно, выручил меня сам Эчисон, который заявил:

— Мы требуем одного: чтобы вы публично признали неправоту Кэмпбела и довели до всеобщего сведения, что нефти в этом районе Скалистых гор никогда не было, нет и быть не может.

Я посмотрел на железнодорожные рельсы за окном. Сделать подобное заявление значило окончательно заклеймить деда как лжеца и мошенника, а самого себя — как последнего труса.

Эчисон взглянул на часы.

— Думайте быстрее. В полдень предложение утратит силу.

Нежелание признать себя побежденным боролось во мне с сознанием необходимости возместить убытки, которые понесли помогавшие мне люди. Борьба эта длилась уже около часа, когда раздался стук в дверь и мне передали телеграмму от Боя Блейдена:

«Миновали вулканический слой глубина 5800 проходим 10 футов в час настроение бодрое вези солярку».

Прочтя сообщение, я немедленно позвонил Эчисону и попросил его передать Фергюсу, что теперь мы не согласны и на полмиллиона компенсации. Трубку я швырнул, не дожидаясь ответа. Мерзкие мошенники, они пронюхали, что дела наши пошли на лад. Видимо, засекли, наблюдая в бинокль, с какой скоростью бур уходит в землю.

К вечеру следующего дня я приехал в Джаспер. Стояла теплынь, почти весь снег сошел с горных склонов. Ночевал я у Джефа Харта, а на следующее утро мы вместе с ним отправились дальше и уже к полудню прибыли в долину Громового ручья. Здесь мы пересели на лошадей и свернули на индейскую тропу.

— Я вижу, тут изрядно прибавилось транспорта, — заметил Джеф, глядя вниз на дорогу, по которой беспрерывно сновали грузовики со стройматериалами. Я молча кивнул. Сегодня было шестнадцатое августа, и до завершения дамбы оставалось четыре дня.

На место мы прибыли довольно быстро. Первыми, кто вышел нас встречать, были Джин и Мозес.

— Ну, — спросил я, — как скважина?

— Теперь ребята вкалывают круглые сутки, — ответила она.

— Пошли на вышку.

— А ты не очень устал? — Джин с беспокойством оглядела меня. — Я боялась… — Она отвернулась и быстро сказала: — Дамба почти готова. Неделю назад Треведьен нанял еще пятьдесят рабочих. Через два дня планируется все закончить.

Я повернулся к Джефу:

— Слышишь? Два дня.

— Да, черт возьми, вот будет гоночка!

— Ладно, давай устраивайся, — сказал я ему и, взяв Джин под руку, зашагал к вышке.

Буровики собрались в кучку, чтобы выслушать отчет о моей поездке, а потом жадно набросились на письма и газеты.

— Ты говорил с Винником? — спросил меня Гарри.

— Да. Он снова просмотрел сейсмограммы и утверждает, что мы либо найдем нефть на глубине семи тысяч футов, либо уберемся отсюда несолоно хлебавши.

— Значит, послезавтра, — сказал Гарри, но в голосе его не было уверенности, а сам он выглядел как ходячий труп.

Вид Гарри не оставлял сомнений в том, что гигант-ирландец держится из последних сил. Впрочем, чему удивляться? На буровой было всего девять человек, а между тем для относительно нормальной работы необходима, по крайней мере, дюжина крепких парней. Пришлось и нам с Джефом заступать на вахту. На следующий день в десять утра мне сообщили, что приехал Треведьен. Оторвав голову от подушки, я с трудом поднялся и вышел в большую комнату. Питер сидел на нарах, а рядом с ним примостился полицейский. Гарри тоже был здесь. Он стоял посреди комнаты с листком бумаги в руках.

— Слушай, Брюс, — произнес Гарри. — Эти типы привезли нам ультиматум.

Я взял у него бумагу. Из текста, отпечатанного на официальном бланке, явствовало, что Треведьену дано разрешение затопить участок в любой день, начиная с восемнадцатого августа.

— Когда вы закроете шлюзы? — спросил я его.

Питер пожал плечами.

— Как будем готовы, так и закроем, — он повернулся к полицейскому. — Эдди, ты хочешь что-нибудь добавить?

— Да, — офицер поднялся. — Компания Ларсена не будет отвечать за гибель вашего движимого имущества, если вы не успеете вывезти его отсюда до десяти часов завтрашнего утра.

Треведьен и полицейский, не прощаясь, вышли из дома.

В полдень мы дошли до глубины 6622 фута, а к четырем часам вечера — до 6665. Стоял изнуряющий зной, и я истекал потом: минуту назад мы закончили наращивать трубы. Вытерев платком лоб, я посмотрел на зловеще притихшую стройплощадку. На дамбе не было ни души, только на утесе временами появлялись и тут же исчезали яркие вспышки. То блестели на солнце линзы бинокля: люди Треведьена продолжали наблюдать за нами.

За ужином царило тяжелое напряженное молчание. Усталые бледные лица собравшихся за столом рабочих блестели от пота. В восемь часов заступила вечерняя смена. Глубина скважины теперь составляла 7013 футов, а скорость проходки — десять футов в час. Я немного подремал и в полночь отправился на буровую.