Сергей Карпущенко - Рыцарь с железным клювом

Володя, глядя через плечо парня на две алые, яркие полосы, видел, что Тролль уже о чем-то догадалась и тревожно глядела на стоящих у воды парней. Если бы могла заглянуть эта девочка в эти минуты туда, где лихорадочно металась испуганная Володина мысль, то или испугалась бы не меньше, или даже запрезирала бы Володю. А он знал, что если сейчас отдаст парню деньги, которые, кстати, были у него, то навсегда потеряет надежду на уважение к самому себе. Деньги, конечно, можно было бы отдать и незаметно — Тролль бы не увидела, но не только в Иринке здесь было дело. Оставалось лишь одно драться, но дрался Володя нечасто, и драться не любил. Оставалось, однако, лишь одно.

В нагрудном кармане его рубашки лежали три рубля, выданные мамой на карманные расходы на целую неделю. Пальцы, непослушные, дрожащие, в карман полезли, и парень с Рембо начал скалить зубы, торжествуя победу, но тут случилось то, чего он, видно, никак не ожидал. Приподнятый локоть Володиной руки вдруг резко отброшен был назад, потом выброшен вперед, как раз туда, где красовалась намалеванная физиономия Рембо. Грабитель крякнул, выпучил глаза и схватился за живот, перегибаясь пополам. Володя же, почти не глядя, потому что в глазах было темно от волнения, вызванного страхом, обидой, унижением, ударил парня кулаком в лицо, и тот, не удержавшись на помосте, с громким плеском рухнул в воду.

Взвизгнула пронзительно Иринка, что-то тревожно прокричал обладатель резиновой трубы на берегу, а любитель семечек, швырнув под ноги остатки лакомства, двинул на Володю, страшно скорчив рожу, отчего стал похожим на рассерженного шимпанзе. Володя не успел закрыться, и из глаз словно брызнули снопики искр, потому что крутой, безжалостный кулак шимпанзе ударил его прямо в нос, из которого мигом полилась кровь, а кулак другой руки заехал в живот, но не в «солнышко», как этого желал хулиган, а пониже. Это и спасло Володю, который, забывая о боли, но не видя своего противника от ярости и страха, замолотил перед собой кулаками, отбиваясь от наседающего врага, а потом соскочил с помоста на берег, в три прыжка взбежал на него, поднял с земли обломок цементной плиты и, слизнув с губ натекшую из носа кровь, прокричал, угрожая обломком парню с резиновым шлангом:

— Ну, давай, сволочь, подходи!

Однако резиновая трубка вперед не двинулась, а, наоборот, подвинулась назад и замерла. Остановился и тот, кто находился на помосте и собирался было лезть на берег вслед за Володей. Хулиган, украшенный портретом Рембо, в это время уже выбирался на берег в пяти метрах от настила: то ли отнесло его течением, то ли он хотел держаться подальше от Володи. Вода ручьями стекала с его одежды, водоросли висели не только на штанах, но и на его плечах.

— Ты что, пацан! — вопил он. — Ты что, псих, что ли?! Шуток не понимаешь?! Киря, Винт, берите его, берите! Чего лупетки-то раззявили?!!

Но ни Киря, ни Винт не сдвинулись с места, зато Иринка, успевшая одеться, вдруг прокричала, пронзительно и громко:

— Ми-ли-ци-я!! Ми-ли-ци-я!!

Кто знает, камень ли Володи, не выпущенный им еще из рук, крик ли Иринки, заставивший претендентов на место для рыбалки в испуге оглянуться, но во всяком случае все трое через несколько секунд уже быстро шли по направлению к забору с дверью. Они даже не обернулись, чтобы погрозить Володе расправиться с ним в следующий раз, но он, окровавленный, страшный, готовый на все, продолжал держать в руках тяжелый обломок.

— Да брось ты камень! — с улыбкой сказала Тролль, когда хулиганы скрылись за забором. — На питекантропа похож.

Володя с трудом разжал пальцы, и плита едва не угодила по пальцам его ноги. Тролль меж тем спустилась к воде и намочила свой платок. Прикосновение холодного платка вернуло Володю к жизни, он стал осознавать, что с ним произошло, вспомнил, что вел себя неплохо и, несмотря на разбитый нос, ему не за что себя винить. Тонкие, нежные пальчики Иринки касались лица Володи, и в его душе играл огромный, очень шумный, но замечательно прекрасно исполнявший какой-то марш военный духовой оркестр.

— Дурачок, — нежно говорила Тролль, делая примочки, — ну зачем ты связался с ними? Испугался, признайся, испугался?

— Почему же испугался? — насторожился Володя, хорошо знавший, что он на самом деле испугался.

— Конечно, испугался. Ну, что они бы сделали тебе? Ведь ты ударил первый, я видела. Можно, я уверена, было бы и по-другому с ними поговорить. А ты его в живот ударил, в воде он бы мог захлебнуться. Что хорошего?

Володя, не понимая слов Иринки, смотрел в ее глаза, но потом резко отвел руку с платком и, заикаясь, заговорил:

— Ты... ты, ты понимаешь, что ты мелешь?! Он же деньги, деньги у меня просил! Он ограбить меня хотел! Требовал, чтобы я за место рыболовное заплатил ему! Я здесь третий год рыбачу, и никто мне раньше такого не говорил! А знаешь, что они сделать со мной пообещали?!

— Что же? — спокойно спросила Тролль, но Володя не решился рассказать Иринке о том, что парни обещали выпороть его на глазах девочки, а лишь прокричал:

— Они бы и с тобой что-нибудь сделали!

— И все-таки, — спокойно продолжала Тролль, — тебе не стоило начинать первому...

— Ну и дура же ты! — презрительно сказал Володя, просто ненавидя в эту минуту Иринку, но не за глупые рассуждения (он был уверен в том, что Тролль несла чепуху), а за то, что она унизила в нем победителя.

Постояли, помолчали. Володя понимал, что ни о какой рыбалке не может быть и речи — пропало настроение, — но предложить уйти с канала он не мог, боясь, что Тролль расценит его уход как бегство.

— Володя, ты не злись, — примирительно сказала вдруг Иринка. — Давай у взрослых спросим, правильно ли поступил ты, ударив первым.

— У кого?! — окрысился Володя. — У мамы или у папы?! Хорошие советчики!

— Нет, у старика, — тихо ответила Иринка, и Володя, словно обожженный воспоминанием о таинственном старике, о его оружии, лишь молча спустился на настил, собрал удочки и, забывая забрать улов, поднялся на берег к Троллю.

— Пошли, — хмуро кивнул он и поплелся к забору с никому не страшной надписью у входа.

Советоваться с кем-то на тему, правильно ли поступил он, начав бой первым, или же неправильно, Володе совсем и не хотелось. Лично он был уверен, что только так и следовало поступать. Да, знал Володя, что на самом деле струсил, услышав угрозы хулиганов и распознав их намерения, но ведь не побежал, не стал просить их, не вручил им требуемые деньги, а проучил как следует. Однако память о чувстве страха сильно свербила где-то в глубине его сознания, и уважать себя Володя никак не мог. Но он был уверен, что старик его поддержит, одобрит его удар, а поэтому в глазах Иринки он обрисуется героем. К тому же Володе очень хотелось снова взглянуть на оружие, хотелось увидеть Ивана Петровича и своим приходом смягчить, замять вчерашнее хамство.