Людмила Сурская - Привидение замка на холме

— Не очень понятно, но, наверное, бывает и так. Куда ведёт эта аллея?

— К источнику Молодости.

— Скорее всего, это тот родник, где отец встретил мать моей Луизы.

— Я слышала эту легенду.

— Если б только легенду…

— Давайте вернёмся.

— Вы правы, рассвет тянет за собой день. Мне лучше вернуться и не здороваться с солнцем.

Какое-то время они шли молча. Но под раскидистым красавцем ясенем он встал и, погладив холодный ствол его, засмеялся, каким-то дребезжащим смехом:

— Величественный красавец, но такой же холодный что и я. Вы что, прелестное создание замолчали? Представить не могу среди этой красоты ваши фантазии, они, безусловно, красивы. Иначе просто не может быть.

— Точнюсенько так. В моих фантазиях, естественно, мы были влюблены с первого взгляда. С первой встречи, с первого слова. И не сиюминутно, а серьёзное чувство соединило наши руки. А потом тайные свидания и скрытые от чужих глаз встречи, то в беседках, то под дубом или у озера. И каждый раз, мы безумно целовались. Не смотря на то, что с моих губ никто ещё не сорвал поцелуй, я была уверена и тогда и сейчас, что это сладко. Я придумывала себе, как он, то есть вы ждёте и от нетерпения прижимаете меня к своей груди, с жаром обнимаете, ласкаете взглядом и безумно желаете… Представляете, я гуляла по парку изображая, что я вовсе не одна, а мой любимый идёт рядом. Я научилась разговаривать с ним и скучать. С годами привыкла так жить и не представляла себе свою жизнь по-другому. — Она говорила и говорила, чувствуя нестерпимую потребность выговориться ему, раз уж так распорядилась её судьба.

— Но ведь реальная жизнь проходила мимо.

— Так и было. Мне с головой хватало фантазий. Сейчас я поняла, почему я одинока. Просто не встретился похожий на вас мужчина. А я искала именно такого и ни какого другого. К тому же место в сердце занял тот ваш портрет, кто ж ещё сможет туда поместиться ведь оно не безразмерное. Вот уж никогда не думала, что та моя сказка может стать реальностью. Иногда мне, кажется, это продолжение моих иллюзий и тогда я всаживаю ногти глубоко в ладонь. Но ничего не меняется, вы граф находитесь около меня. Ведь и профессию-то выбрала, чтоб быть каждый день рядом с вашим портретом. А сейчас вопреки здравому смыслу и человеческим законам мы идём рядом. У меня, честное слово, голова идёт кругом. Ну вот, мы и пришли. — Замедлила шаг она у входа в замок, не решаясь взглянуть в лицо призраку. До неё потихоньку доходил смысл сказанного ему ею. Она ведь только что призналась ему в любви… Только понимает ли он это? Похоже, нет. А может, притворяется.

— Давайте уж зайдём, а то мне тяжело от дневного света.

— Простите. Да, конечно, проходите.

Они стояли у гроба, у его портрета и молчали до тех пор, пока в парк не въехала машина директора музея и он не загрохал медным кольцом по двери. Начинался новый рабочий день. Скоро появятся автобусы с туристами и экскурсоводы. Покатит поток машин крутых и не очень с любителями старины.

— Ой! — опомнилась первой Яна. — Я совсем выпустила это из головы. Укладывайтесь и до ночи. Можете мне доверять. Он залез в тот свой гроб, а Яна, средним из трёх, самым большим камнем прикоснулась к его камню в лапах льва, и вмиг видение исчезло, а перед ней опять был только прах.

Яна улыбкой встречала коллег. На бледном лице она выглядела неестественно. Но все приписали это бессонной ночи.

— Доброе утро, Яна Аркадьевна! Как сторожилось?

— Нормально. Обошлось без происшествий. «Уму не постижимо, как я легко брешу».

— Отлично!

— Можно мне, Михаил Петрович, до обеда отдохнуть.

— Непременно, и почему до обеда, можете отгулять свой день с полным правом.

— Нет, что вы день много. А вдруг сторожа сегодня вновь не будет, я опять останусь… Мне не трудно. Наших вяжут по рукам семьи, а меня всё равно никто не ждёт. — Она торопилась высказать всё, словно убеждая и оправдываясь.

— Да? Похвально. Какое счастье — вы не пассивная особа. Не смею отговаривать и не в моих интересах. И вообще, как знаете сами. Можете взять в принципе отгул и потом.

Она кивая, пролепетала:

— Договорились. Тогда я пойду, кажется, пришли наши сотрудники.

А что было делать, она должна была любой ценой заступить на дежурство вместо сторожа и Яна импровизировала. Риск, конечно, есть, она понимает это, запросто можно вызвать любопытство и насторожить, но у неё нет выхода.

Михаил Петрович, был привлекательным мужчиной, лет на шесть её старше. Мужик, имея не плохие физические данные, имел за собой шлейф разбитых сердец и множество желающих их о его холостой статус разбить. Он закончил её факультет, защитил кандидатскую и поработал уже не на одном месте. Директор хорошо одевался, имел не малые карманные деньги и ездил на приличной тачке. Яна долго не могла понять откуда такой достаток у музейного работника, пока не заподозрила его в самом элементарном подлоге и воровстве. Раньше б она кричала об этом на каждом шагу, а сейчас делала вид, что её это не касается и отводила глаза. Кому это надо, да и сотрут запросто в порошок. Опять же не он смухлюет, так другие дорвутся. А проходило всё очень просто. Вещь отдавалась якобы на реставрацию и про неё «забывалось» или на место возвращалась хорошо подогнанная копия. Пока он проделал это с запасником и понятно, что не в их музее первом. У неё закралось ощущение, что такие дела он проворачивал и раньше. Банально и поэтому понятно. Но даже с такими догадками и количеством информации Яне было не до него. Её больше интересовал портрет графа, а Михаила, по — видимому, именно это её безразличие зацепило. Директор принялся приглашать и ухаживать. Но Яна только посмеивалась и сторонилась. Тот злился и вызывал даже на откровенный разговор. Мол, нет ли дружка милого. Иначе с чего такой несправедливый отказ. Яна, как раз стояла под портретом графа. Ткнув в который, она и заявила, что вот, мол, граф. Согнав с лица непонятки, директор расхохотался. Шутка ему не понравилась. За реальность это принимать было, естественно, нельзя. Потом, вообще, окончательно обиделся на неё за нежелание с ним разделить диван в его кабинете. Но этого показалось мало и он, разозлившись на упрямицу, рассорился с ней. Яна не обращала внимание. И потихоньку их отношения вошли в русло директора и подчинённого. Так — то оно лучше. Бабник и человек, ворующий у будущего, зачем он ей.

Заскочив, домой за деньгами, она понеслась на маршрутку, чтоб поехать в город и купить графу одежду. О том, как она покупала там джинсы, куртку, рубашку можно сыграть спектакль. Продавцы, оставив на произволяще свой товар, с нескрываемым изумлением наблюдали за этим явлением. Про кроссовки отдельный разговор. Народ с интересом смотрел, как она засовывала вырезанную из бумаги ступню во внутрь обуви. Самое простое было купить бельё и носки. Быстро сделать покупки и вернуться, как планировалось с утра, не получилось. В замок заявилась, таща в обоих руках объёмные пакеты, только под конец рабочего дня. Чем несказанно обрадовала приунывших сотрудников. Оставаться на ночь в замке вместо сторожа у всех по-прежнему не было охоты. Свои дела и семьи, кому это надо. Яну расцеловали и, пожелав спокойной ночи, разъехались. Она облегчённо вздохнула обнаружив, что такое её усердие с дежурством не вызвало подозрений. Проводив уборщиц и задвинув тяжёлый засов, включив по ходу сигнализацию, она прошла в свой кабинет. Организму за целый день требовалось хотя бы выпить кофе и сжевать, какой ни наесть бутерброд. И только закипела в маленьком чайничке вода, как позвонил директор, предупреждая, что через полчаса приедут из реставрационной мастерской за картиной. Услышав про реставрацию, Яна насторожилась и деревянным языком поинтересовалась, что это будет на этот раз? Услышав про портрет графа, наотрез отказалась подчиняться. Директор, посоветовав не дурить и проверив документы, не забыть взять с представителей бумаги, отключился. Сначала она превратилась в восковую фигуру. Потом сидя, как на иголках, вздрагивая при каждом телефонном звонке, принялась ждать новых распоряжений шефа и прихода незваных гостей. Но потихоньку воск растаял, она принялась жевать бутерброд и делать себе кофе. Но и это состояние скоро прошло, Яна очнулась. Забыв о кофе и еде, она забегала по кабинету. Это наверняка нашёлся покупатель, любитель или какой-нибудь потомок. Собственно, какая разница, если картина сделает ноги. А замок без неё потеряет изюминку. В бессилии, упав на стул, она закрыла лицо руками. Когда она уже была до предела взвинчена, браслет, свалившись на ладонь, царапнул камнем щёку. «Ральф, мне поможет только он. Конечно. Я не одна. Не надо паниковать. Мы что — нибудь придумаем!» Она, стараясь не упасть на начищенных до блеска уборщицами полах, понеслась в главный зал. Торопливо откинув колпак, прикоснулась первым более выпуклым, нежели те два, камнем к тому, что был у него на груди. Казалось, что камни опять сошлись в одно целое и прах искрясь, как по волшебству начал приобретать человеческие контуры. «Кино и немцы!» — отвернулась она, чтоб не видеть всей этой кухни преображения. Он спрыгнул с постамента и расправил плечи. Но она, не слыша шума за спиной, просто стояла и ждала, когда он дотронется до неё или заговорит, извещая о своём прибытии в этот мир.