Евгений Михайлов - Амулет Риктора

Старый маг умирал, чувствуя, что силы, как песок сквозь пальцы вытекали из него. Перед его усталым взглядом пролетали прожитые года, бесчисленные шеренги знакомых лиц глядели на него из тьмы. Он прожил длинную жизнь, она исчислялась тысячелетия, и могла бы длиться еще дольше, если бы он того захотел…

Старыми, морщинистыми руками он поправил теплое шерстяное одеяло, испытывая жуткий холод. А на дворе был самый разгар лета, теперь он понимал тех стариков, которые в жару кутаются в шубы и валенки. Старая кровь не греет, зато разум полон воспоминаний. Когда-то, в пору его молодости, давным-давно, его имя – Ариктон вселяло ужас в кровожадных магов, жаждущих власти. Всю свою молодость он потратил на то, чтобы очистить землю от зловещих артефактов богов, которые не давали миру покой. Но и уничтожив все артефакты, он понял – все зря. Люди слишком изобретательны, и не проходило десятилетия, чтобы не появлялся новый амбициозный маг со своим новым оружием, который мечтал захватить власть. Все дело в самих людях, в их одинаковом мышлении. Сначала у человека рождалась мечта, потом появлялась потребность в ее осуществлении, затем потребность перерастала в жажду и… И тогда человек начинал действовать. С каждым шагом обретая новые возможности, он неизменно изменялся сам, превращаясь в чудовище, готовое ради власти проливать моря крови. И тут уже ничего не изменить.

Закашлявшись, старик набрал в грудь воздуха, и громко позвал:

– Ринок, сынок!

Дверь распахнулась, и в дверь вошел старик, который выглядел еще более старым, чем умирающий маг.

– Слушаю тебя отец. Что ты хотел?

– Ринок, сынок, я умираю. Но, я хочу, чтобы ты исполнил мое последнее желание. Возьми в ящике стола свиток. Видишь? В нем есть подробное описание схемы изготовления артефакта всемогущества, но обещай мне, что ты никогда сам не станешь его использовать. Изготовь его, а потом отдай первому магу, что придет за ним. Бесплатно и без условий. Обещаешь?

– А почему ты сам не сделаешь его? Твоя болезнь непонятна мне. Достаточно выпить снадобья, чтобы снова выздороветь, – ворчливо ответил Риктор.

– Потому же, почему ты отказался от дара метаморфов. Я прожил девять тысяч лет, ты – жалкие три сотни. Прими этот дар, проведи обряд, и снова обретешь молодость. А я просто устал от жизни, эти бесконечные воспоминания разрывают мне голову. Ну, ты выполнишь мое последнее желание?

– Это очень сложно, а я почти лишен магии, ты же знаешь. Да и жить мне осталось не на много больше, чем тебе. Я не справлюсь…

– Ты справишься, ведь ты мой сын. И не вздумай умирать раньше, чем закончишь артефакт. Иначе, все мои попытки изменить мир закончатся впустую. Сделай это, или…

Закончить фразу старый маг не успел, смерть навеки закрыла ему глаза. А его престарелый сын, после похорон, вплотную занялся исполнением воли отца, торопясь из последних сил, зная, что и его смерть уже дышит в спину…

С момента окончания второй магической войны прошло уже десять тысячелетий. Срок немалый. С тех пор уже не было таких кровавых битв колдунов, но не стало и могучих магов, которые внезапно исчезли, так же, как и огромные северные носороги и слоны. Но почему? – вот вопрос. Нет, магия в мире не исчезла совсем, случалось, что иногда рождались индивидуумы, способные стать вровень с сильнейшими магами мира. Они начинали лелеять мечту о всемогуществе, власти над всем миром, бессмертии. И тогда, «совершенно случайно», в их руки попадал древний трактат, в котором описывался артефакт «Всемогущества», дар миру мага Ринока, сына легендарного Ариктона и Лианы.

И тогда маг начинал искать этот ценный артефакт, и вскоре обретал его, уничтожив хранителя этой бесценной вещи. Заполучив артефакт в руки, маг пропадал навсегда. Куда? Почему? На эти вопросы не было ответов. Возможно, маги обретали просветление, и уходили в мир бессмертных богов. Хотя, некоторые люди имели на этот счет свое личное мнение…

Роскан шел, сам не зная куда, спасаясь от гнева сородичей. А причиной изгнания была его глупость. Несносный характер, упрямство и острый язык частенько играли против него. Но сейчас терпение родственников закончилось. И хоть причина в этот раз была пустяковой – он позарился на чужую нареченную невесту, наплевав на запрет старейшин, они были тверды в своем решении. Вот так он и стал изгоем…

Он шел уже из последних сил, мечтая только о глотке чистой воды и куске черного хлеба. Каждый шаг отзывался острой болью в натертых ногах и, не обнаружив признаков присутствия в лесу людей, он решился заночевать прямо здесь. Разув ноги, он опустил их во влажный, прохладный мох, испытав дикое блаженство. Есть было нечего, но воду найти все – таки получилось – невдалеке журчал чистый лесной ручеек. Умывшись, он увидел в воде свое отражение – черные кудрявые волосы, карие с хитринкой глаза. Все это так любили женщины, но почему его тогда отвергла гордая Диана? Кто сможет понять этих женщин?

Скоро ночь опустила свои крылья на истомленную жарой землю, и прохлада окутала лес. Роскан наломал сухих сучьев и чиркнул огнивом по железу. Огонь вспыхнул сразу, он весело побежал по куче сушняка, осветив поляну, на которой устроился усталый путник. Теперь он мог без страха спать – зверь не подойдет туда, где пахнет дымом. Конечно, на запах дыма могли прийти ночные демоны, но в эти сказки Роскан уже давно не верил. Он не боялся никого – ни зловещих богов, ни кровожадных демонов.

Роскан закрыл глаза и скоро сон унес его усталое сознание в страну грез, но внезапно громкое хлопанье крыльев разбудило его. Подняв голову, он увидел, как в ночном, звездном небе тяжело летит огромный дракон, всматриваясь в лесную чащу. На его счастье, костер давно затух, и ужасный летун улетел дальше в поисках жертвы.

«Оказывается, не верить в сказки может быть плохой привычкой», – подумал он, спрятавшись под густой елью, прислушиваясь к близкому волчьему вою.

Промучившись без сна целую ночь, с первыми лучами солнца беглец бросился прочь из этого нехорошего места. Об охоте и сборе ягод не могло быть и речи – того и гляди, как самого сожрут.

Уже к полудню он начал замечать следы близкого поселения – звериная тропа сменилась неширокой лесной дорогой, стали заметны следы рубки леса. А еще через пол версты он вышел к лесному одиночному поселению, обнесенному деревянным частоколом. На остриях кольев виднелись пожелтевшие звериные черепа, и сухие, колючие ветви акации. Увиденная картина что-то напоминала ему, но он так устал, был голоден и жаждал человеческого общения, что с досадой отмахнулся от тревожного звоночка подсознания.