Алан Силлитоу - Ключ от двери

АЛАН СИЛЛИТОУ

КЛЮЧ ОТ ДВЕРИ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРОЛОГ

Брайн стоял в мелкой воде прудка, не принимая участия в общей кутерьме. Рассеянный взгляд его голубых глаз остановился на широкой излучине Трента, но река, как видно, не целиком захватила его внимание: он крепко стиснул в кулаке губную гармошку, чтобы двинуть ею как следует, если кто из ребятишек, оголтело носившихся вокруг, толкнет его, нечаянно или нарочно, и он шлепнется в мутную от песка воду.

Рассудив, что ребенку не мешает подышать свежим воздухом после тесных клоповников Элбион-ярда, Вера одела сына и повела его по Уилфорд-роуд пешком, рассчи­тывая купить ему стаканчик мороженого на сэкономлен­ные полтора пенса. А на обратном пути ей, может, удастся провезти его в трамвае бесплатно: подмигнет кон­дуктору и скажет, что мальчику еще нет пяти. Хэролд, узнай он об этой затее, задал бы жене взбучку, но чего глаз не видит, о том сердце не ноет, и Вера скоро и ду­мать обо всем этом забыла. Тут они дошли до железнодо­рожного моста, и Брайн потребовал остановиться: хотел посмотреть, как внизу будет проходить поезд. Только когда дым из паровозной трубы вызвал у него кашель, он согласился идти дальше, и они шли, пока не увидели лодку на Тренте и коров, жующих траву под деревьями-зонтами на том берегу. Они сразу свернули на зеленую поляну, где находился пруд и где уже было полным-полно ребятишек с их мамами. Вера подняла со скамьи вчерашнюю «Ивнинг пост» и уселась читать; Брайн, засучив штаны, осторожно вошел в воду.

Гармошка теперь торчала из кармана, а он принялся за недавно придуманную им игру: плотно зажал руками уши и слышал уже не пронзительные вопли вертевшихся вокруг мальчишек, а будто дальнее эхо. Но резкие отры­вистые крики снова обрушились на него, стоило ему на миг опустить руки, проверяя, не произошло ли чуда, не стал ли грубый шум на прудке и в самом деле мягким и приглушенным.

— Что это ты засунул пальцы в уши? — крикнула ему мать. — Еще болячки пойдут.

По воде шлепали и женщины, белые ноги их по щико­лотку погружались в тинистую грязь — хоть как-нибудь да позабавиться. И Вере вспомнилось, как она вот так же брела, только не по мелкому городскому прудику в сол­нечный день, а почти по колено в холодной воде, шагая среди ночи от своего дома-развалюхи возле Нового моста к Питер-стрит. Оба они с Хэролдом проснулись в ту ночь из-за бушующей грозы, и, когда в предрассветной мгле спустились вниз, светящиеся потоки воды бились об оконные стекла, отскакивая и налетая вновь, а в полутем­ной комнате кружилась в воде мебель и разные вещи, словно отбившиеся от стаи, попавшие в западню утки. Как только ливень прекратился, Вера и за ней Хэролд с креслом на голове зашлепали по воде, выбираясь из дому.

— Оставаться здесь — так только чахотку зарабо­тать! — крикнул он ей.

Она обернулась.

— А где же, скажи на милость, нам жить? Под мо­стом?

— Мы разыщем себе жилье, — ответил он.

Он таскал мебель, складывая одну вещь за другой на сухую землю, оставив Веру сторожить, пока сам раз де­сять сходил домой и перетащил стулья, кровать, диван. Все это он поочередно взваливал на могучие плечи и вы­ходил со своей ношей из переулка, состоявшего всего из двух домов. Эбб Фаулер, живший во втором доме, бо­дрый, деловитый, в суконной кепке, уже успел перетащить свои вещи и теперь помогал Хэролду Ситону. Какой-то прохожий сказал Вере, что на Элбион-ярд, в другом кон­це города, есть свободные домишки — блох до черта, но зато сухо — и что к вечеру вдрлне можно там обосно­ваться, если только не зевать.

Хэролд и Эбб совершили переезд вместе, каждый из них шестнадцать часов подряд толкал перед собой ручную тележку, переселяя свой счастливый семейный очаг. К восьми часам вечера оба едва держались на ногах.

Вера открыла глаза — голос Брайна заставил ее очнуться от воспоминаний.

— Мам, пойдем на другой прудок!

— На какой еще другой прудок?

— Вон на тот, который там.

Он протянул руку, указывая через широкую реку на противоположный, южный берег.

— Есть только один прудок, дурень ты эдакий, в нем ты и стоишь.

Он был упрям и настойчив. Бутылочным осколком он выскребал на размытом дождями пустыре Элбион-ярда траншеи, воздвигал стены из липкой грязи и смотрел, как на дне траншей, если рыть глубоко, просачивалась вода, а стены разваливались, стоило им вознестись чересчур высоко к облакам, плывшим, словно белые утки, над поко­сившимися трубами домов, обреченных на слом. Жильцов из таких домов уже выселили, заколоченные досками жи­лища глядели пустыми глазницами на те дома, где люди еще жили. В некоторых квартирах засовывали доску фута в два длиной в проем раскрытой двери, чтобы какой-нибудь двухлетний несмышленыш не добрался прежде времени до кирпичных тобломков и разбитых бутылок. Кто не хотел во всеуслышание кричать, прося у соседей взаймы до чет­верга (дня выплаты пособий) чашку сахару или заварку чаю, вынужден был перешагивать через этот деревянный барьер.

В конце дома у стены приткнулся ржавый велосипед с мотором, купленный в сытые двадцатые годы и бро­шенный в голодные тридцатые, после того как агент по оценке имущества безработных оценил его слишком вы­соко и хозяину велосипеда выгоднее было избавиться от него. Но Брайн разъезжал на нем из страны в страну, таская его за руль, и мотор — гудящий голос самого Брайна — ревел, преодолевая горные кручи, знакомые Брайну по книжкам с картинками, и давил ведьм, которых пока­зывала ему в журналах его приятельница Эми Тайр. Од­нажды в карнавальную ночь, устроенную городом с пятьюстами тысячами населения, он отправился, уже без вело­сипеда, в конец улицы, где жгли костры, орали и шумели. Брайн, прижимаясь к стенам домов, попытался пробраться дальше, но на углу наткнулся лишь на другой такой же костер. Треск, взрывы ракет — от жара на складе лоп­нуло стекло, огонь освободил лежавшие тюками кружева от их изысканных узоров, и тогда пожарные машины, на­стоящие страшилища, наполнили улицу водой н паром и заставили Брайна вернуться под укрытие своего двухком­натного домишка.

Мир был для него реальностью лишь в пределах ра­диуса собственного видения, и он не заметил ничего, что не укладывалось в его слабой ребячьей голове. Как-то утром он проснулся и обнаружил, что у него есть сестра, но он осознал этот факт лишь после того, как она научи­лась ползать и, добравшись до его бумажного аэроплана, разорвала его в клочки. Он не знал, что у него есть отец, знал только, что какой-то человек (а что такое «чело­век»?) постоянно сидит сгорбившись у каминной решетки и, если подойти к нему слишком близко, может с порази­тельной быстротой пустить в ход кулаки. Но однажды, зайдя с улицы в дом, Брайн увидел, что мать, громко причитая, стоит, наклонившись над ведром, и со лба у нее капает кровь.