Луи-Себастьен Мерсье - Картины Парижа. Том II

А потому как жалки книги по вопросам истории, политики или морали, которые печатают в наши дни в Париже!

Предоставьте людям свободу думать и говорить; публика рассудит и даже сумеет исправить ошибки писателей. Самый верный способ оздоровить книгопечатание, это предоставить ему полную свободу; препятствия только раздражают; и именно запрещения и трудности и порождают брошюры, на которые обычно жалуются.

Если бы деспотизм был в состоянии убить мысль в самом ее святилище и воспрепятствовать нашим идеям проникать в души наших ближних, — он сделал бы это. Но будучи не в силах вырвать философу язык и отрубить ему руки, — он ограничивается тем, что учреждает на пути философа инквизицию, заполняет все границы чиновниками, прибегает к помощи соглядатаев, вскрывает посылки с целью помешать неизбежному прогрессу морали и истины… Тщетные и ребяческие усилия! Напрасное покушение на естественные права общества в целом и на его патриотические права — в частности! Разум с каждым днем освещает народы все более и более ярким блеском, — вскоре этот свет разгонит все тучи. Тщетно тогда будут бояться гения или преследовать его: ничто не погасит в его руках пылающего факела Истины, и приговор, произнесенный его устами несправедливому человеку, повторят все потомки. Этот человек хотел лишить своих ближних самого благородного из всех человеческих прав — права думать, права, неотделимого от самого человеческого существования; обнаружив только свою слабость и сумасбродство, он заслужит двойного упрека: в тирании и в бессилии.

О славные англичане, великодушный народ, чуждый нашему позорному рабству, — храните существующую у вас свободу печати — она залог вашей личной свободы. Вы сейчас почти единственный народ, поддерживающий достоинство человеческого имени. Молнии, испепеляющие надменное и дерзкое самовластье, исходят из недр вашего благословенного острова. Человеческий ум нашел у вас приют, откуда он может просвещать вселенную.

Если угнетатели решат, что они в состоянии заставить землю замолчать и могут ее пожрать, не дав ей произнести ни единого слова, — их коварные планы будут разоблачены до основания; их головы покроются шрамами, от священных стрел Истины; они навлекут на себя несмываемый позор и будут преданы проклятию настоящим и будущим поколениями.

О славные англичане! Ваши книги не подчинены цензуре господина Ле-Камю-де-Невиль, и потребовался бы обширный комментарий, чтобы объяснить вам, какие процедуры необходимы, чтобы господин министр или господин канцлер (когда он ведает министерством), или господин вице-канцлер позволил какой-нибудь тоненькой брошюрке, которую и читать-то никто не станет, появиться на Жеврской набережной и заваляться там в тщетном ожидании покупателя.

Мы так смешны и мелки рядом с вами, что вам трудно брало бы понять всю нашу слабость и все наше унижение [21] Некогда был издан королевский указ, запрещавший профессору Рамюсу читать его собственные произведения. Прим. автора. .

В общем такое стеснение приносит значительный ущерб столице, и иностранцы этим пользуются. Если графомания имеет смешную сторону, то она как-никак дает возможность существовать различным другим профессиям. Гора Сент-Женевьев заселена книгоношами, брошировщиками, переплетчиками и т. п., которые умерли бы с голоду, если бы не существовало крупной книжной торговли. Эта торговля отнюдь не вредит обществу. Древние писатели не меньше нашего испытывали зуд к обнародованию своих произведений. Эту потребность и мы удовлетворяем, давая при этом наживаться голландским, немецким, фламандским и женевским книгоиздателям.

Ее изобретатель, Шамуссе {140} 140 Шамуссе, Клод-Эмбер Пиаррон (de Chamousset, 1717—1773) — французский филантроп. Основал образцовую больницу, где каждому больному предоставлялась отдельная кровать (новшество по тому времени), учредил кассу взаимопомощи, ввел страхование от огня, подал мысль об учреждений городской почты. , составил целых двести проектов различного рода; все они должны были содействовать общественному благу, но из всех проектов только этот был осуществлен, да и то очень поздно, потому что должностные лица всегда противятся новшествам и соглашаются итти навстречу общественному благу только тогда, когда их к этому принуждают то ли путем убеждения, то ли путем некоторого насилия. Министр всегда спешит сказать: Я запрещаю, и никогда не говорит: Я разрешаю.

Городская почта разъезжает с утра до вечера, развозя письма и пакеты. Париж — это целый мир, и иногда легче пройти пешком тридцать льё, чем разыскать нужного человека в каком-нибудь отдаленном квартале. В таких случаях ему пишут. Записки сберегают время, заменяют личные посещения и избавляют от беготни по пустякам.

В былые времена в Италии любовные записки передавались дамам продавцами цыплят. Они прятали записку под крылышко самого жирного цыпленка, и заранее предупрежденная об этом дама спешила его купить. Когда этот маневр был открыт, первый пойманный посланец был приговорен к пытке на дыбе, причем к ногам его были привязаны живые цыплята. С этих пор слово «poulet» (цыпленок) является синонимом любовной записки. Почтальоны городской почты с утра до вечера заняты передачей таких записок; к хрупкой восковой печати все относятся с уважением, и она свято хранит любовные тайны под непроницаемым покровом; благоразумный муж никогда не распечатает записки, адресованной его жене.

Друзья этим путем уславливаются о дне, который они собираются провести вместе; это удобство красит повседневную жизнь. Но в таких записках обычно говорится лишь о развлечениях и о делах, и было бы крайне неосторожно касаться каких-либо других тем, так как все это находится в руках полиции, которая интересуется решительно всем.

Неудобство почты заключается в том, что она облегчает писание дерзких анонимных писем; но так как такие письма пишут только подлецы и трусы, то они заслуживают полного презрения. Во всяком случае, это не может умалить полезности городской почты.

Высшие чиновники и всякого рода знаменитости получают множество праздных писем; сначала это, может быть, их и развлекало, но вскоре начало утомлять. Бремя обширной корреспонденции составляет несчастье, неизменно связанное с известностью; приходится терять драгоценные часы на то, чтобы отвечать на всякую ерунду и чертить на бумаге бесплодные комплименты или нечто в высшей степени неопределенное и неясное.

Только самым близким друзьям можно рисовать правдивую картину своего внутреннего мира; от других приходится все это утаивать, потому что они всегда готовы показать ваши письма, пустить их по рукам и даже перепечатать. Нужно быть в этих случаях крайне осторожным, так как очень многие расставляют вам под видом усердия хитрые ловушки, стараются подметить в вас что-нибудь смешное и радуются возможности обмануть ваше доверие или легковерность.