Майкл Льюис - Бумеранг: Как из развитой страны превратиться в страну третьего мира

Вряд ли в ближайшем будущем произойдет значительный сдвиг в этом направлении. У греков не только огромные долги, но и по-прежнему высокий дефицит бюджета. Введенные в заблуждение искусственно сильной валютой, они не могут обратить дефицит в профицит, хотя и делают все, что от них требуют. Их цены в евро на экспортные статьи остаются высокими. Правительство Германии требует, чтобы греки сократили размер правительства, но это также замедлит экономический рост и снизит налоговые поступления. Следовательно, должно произойти одно из двух: либо немцы согласятся на финансовую интеграцию Европы, и тогда между Германией и Грецией установятся такие же взаимоотношения, как, скажем, между Индианой и Миссисипи, и налоговые отчисления простых немцев будут поступать в общую копилку и оплачивать благоденствие простых греков, или же греки (и в конечном итоге, вероятно, все ненемцы) проведут «структурную реформу» — эвфемизм для волшебного и радикального преобразования в нацию, столь же результативную и плодотворную, как немцы. Первый вариант понравится грекам, но болезненно скажется на немцах. Второй понравится немцам, но болезненно (или даже убийственно) скажется на греках.

Единственный экономически целесообразный сценарий видится в том, что немцы при незначительной помощи быстро сокращающегося населения кредитоспособных европейских стран согласятся туже затянуть ремни и больше трудиться, чтобы платить за всех остальных. Однако экономически целесообразный сценарий оказывается политически неприемлемым. Немецкий народ знает про евро как минимум один факт: до того, как они согласились отказаться от немецкой марки, немецкие лидеры недвусмысленно обещали им, что от них никогда не потребуют спасать от банкротства другие страны. Это правило было введено при создании Европейского центрального банка и было нарушено в 2010 г. С каждым днем общественное мнение все сильнее восстает против нарушения правила, причем до такой степени, что канцлер Ангела Меркель, которая чувствует настроение широких масс, даже не попытается убедить немецкий народ, что помощь Греции может послужить Германии на руку.

Вот почему проблемы с финансированием в Европе оказываются не просто проблематичными, а неразрешимыми. Именно поэтому греки сейчас забрасывают Меркель электронными письмами, а отморозки в Берлине швыряют камни в окна греческого консульства. И именно поэтому европейские лидеры лишь отдаляют час неизбежной расплаты, пытаясь каждые пару месяцев найти денежные средства, чтобы заткнуть растущие дыры в бюджетах Греции, Ирландии и Португалии, и молятся, чтобы не обнаружились еще более страшные дыры у Испании, Италии и даже Франции.

До сих пор главным источником этих денежных средств был находящийся во Франкфурте Европейский центробанк. Изначально предполагалось, что ЕЦБ будет функционировать в том же режиме, что и Bundesbank, но финансовый кризис внес свои поправки. ЕЦБ успел приобрести, с немедленной оплатой, греческие, ирландские и португальские государственные облигации где-то на $80 млрд. Вдобавок он предоставил кредит на $450 млрд разным европейским правительствам и европейским банкам под практически любое обеспечение, включая греческие государственные облигации. Но у ЕЦБ есть правило — и немцы считают его весьма важным, — согласно которому банк не имеет права принимать в качестве залога облигации, которые согласно рейтинговым агентствам США классифицируются как дефолтные. Если учесть, что у ЕЦБ некогда имелось правило, запрещающее покупать облигации на открытом рынке с немедленной оплатой, а также другое правило, запрещающее оказывать помощь правительствам для вывода страны из кризиса, было бы немного странно, если бы они продолжали цепляться за эту формальность. Но это действительно так. Если Греция объявит дефолт по своим долгам, ЕЦБ не только потеряет кучу денег на греческих облигациях, но и будет обязан вернуть облигации европейским банкам, а те будут обязаны выложить свыше $450 млрд наличными. Сам ЕЦБ может оказаться на грани банкротства, а это означает необходимость обращения за средствами к правительствам кредитоспособных стран — членов ЕС во главе с Германией. (Ответственный представитель Bundesbank сказал мне, что они уже продумали свои действия в случае обращения к ним с такой просьбой. «У нас есть 34 тонны золота, — сказал он. — Мы — единственная страна, не продавшая свои прежние запасы [оставшиеся с конца 1940-х]. Так что у нас предусмотрено определенное покрытие».)

Более серьезная проблема состоит в том, что греческий дефолт вполне может повлечь за собой дефолт других европейских стран и банков. В лучшем случае он породит панику и сумятицу на рынках суверенного и банковского долга, причем произойдет это в то время, когда многим банкам и как минимум двум крупным обремененным долгами странам Европы — Италии и Испании — паника и сумятица могут нанести непоправимый вред.

В основе этого полнейшего безобразия, с точки зрения министерства финансов Германии, лежит нежелание, или неспособность, греков изменить свое поведение. Именно это всегда предполагал валютный союз: целые народы должны изменить свой образ жизни. Единая европейская валюта была задумана как инструмент, призванный интегрировать Германию с Европой и не дать ей возможность доминировать над другими странами, но вышло все наоборот. Так или иначе, теперь немцы определяют финансовую судьбу Европы. Если другие страны Европы намерены продолжать пользоваться благами, в значительной степени обеспечиваемыми немецкой валютой, то им нужно «онеметчиться». И поэтому, подчеркнем еще раз, люди разного племени, предпочитающие не думать о «немецкости», вынуждены делать это. В ходе беседы я частично нахожу ответ в самой личности Иорга Асмус — сена. Такой тип человека весьма узнаваем в Германии, но кажется абсолютно странным в Греции или, коли на то пошло, в Соединенных Штатах: высокоэрудированный, в высшей степени амбициозный государственный служащий, у которого нет других целей, кроме служения родине. В его блестящей биографии не хватает одной строки, которая присутствовала бы в резюме занимающих аналогичную должность мужчин практически в любой другой точке земного шара — строки, где сказано, что он оставляет государственную службу и переходит на работу в Goldman Sachs ради денег. Когда я спросил другого выдающегося немецкого чиновника, почему он не прервал работу на государственной службе и не заработал состояние в каком-нибудь банке, как поступил бы каждый американский чиновник, имеющий хоть какое-то отношение к финансам, выражение лица у него изменилось. «Я никогда бы этого не сделал, — сказал он. — Это было бы нелояльно!» Асмуссен, которого я спросил, почему он упускает возможность разбогатеть, ответил в том же духе.