Анатолий Рыбаков - Приключения Кроша

Вопросы были такие:

– Закон тяготения... А если перестанет действовать? Что в небе получится? Полный кавардак.

В ответ Шмаков начал почему-то объяснять Зуеву теорию относительности. Шмаков сам ее не понимал и плел несусветную чепуху. А Зуев одобрительно кивал головой.

Когда Зуев отошел, я сказал Шмакову насчет несправедливого выговора.

Шмаков подумал и ответил:

– Плевать!

Вадим тоже отнесся к этому равнодушно:

– Ха, подумаешь!

Вадим по-прежнему носился по автобазе. И нельзя было понять, где он работает.

...После работы мы собрались на пустыре и начали разбирать машину. Ту, что притащили из Липок.

В помощь нам дали Зуева. Он на автобазе вроде затычки. Некому поручить – поручают Зуеву. Подходили к нам и главный инженер и бригадир Дмитрий Александрович. Но практически руководил Зуев.

Одни ребята снимали кузов, другие кабину, третьи вынимали мотор. Мальчики отъединяли крепления, снимали агрегаты, девочки промывали в керосине болты, гайки, шурупы. В машине почти десять тысяч всяких деталей. Проканителились до вечера.

На следующий день мы сняли с нее передний и задний мосты, рессоры, руль и развезли их по цехам. На пустыре осталась одна рама. Потом мы и раму стащили на сварку. Остались одни только деревянные подставки. Потом и их кто-то уволок.

Все работали хорошо. Как говорит Наталья Павловна, «с увлечением». Всем было приятно сознание, что из старой лайбы получится новая машина. Все понимали, что восстановить машину – большое дело. И работали с энтузиазмом.

Меня тоже воодушевляла мысль, что из металлолома мы соберем настоящую машину. И мне было приятно сознавать, что мы со Шмаковым Петром научились кое-что делать. Даже лучше, чем другие ребята. Они знали только отдельные части машины, а мы – машину в целом. И Зуев привык работать с нами, доверял нам. Если кто-нибудь из ребят обращался к нему с вопросом, он кивал мне или Шмакову Петру, мол, покажите. Мы со Шмаковым показывали. Наш авторитет очень возрос.

Раньше Зуев меня не интересовал. Даже не нравился. Казался каким-то чокнутым. Меня смешили его глубокомысленные разговоры со Шмаковым Петром.

Но постепенно я изменил к нему отношение. Прежде всего потому, что с ним приятно было работать. С другими слесарями мы нервничали, боялись, что не так получится. А Зуева мы не боялись. Он никогда не делал нам замечаний. Даже если мы делали неправильно, говорил:

– Ничего, хорошо. А здесь малость поправим.

И переделывал за нами.

Мне понравилось, как благородно вел он себя в Липках, во всей истории с аварией. Даже не обругал нас. Получил за нас выговор и ничего, молчит. Другой бы хоть сказал: «Вот как из-за вас мне досталось» или еще что-нибудь в этом роде. Зуев ничего не сказал.

Чем большим уважением проникался я к Зуеву, тем сильнее переживал несправедливый выговор, полученный им из-за нас. Незаметный, благородный человек. Не умеет постоять за себя.

В первую минуту, когда Игорь намекнул мне, что Зуева подозревают в подмене амортизаторов, я хотя и удивился, но не придал этому большого значения. А теперь я понял, что это очень серьезно. Если на Зуева свалили аварию, то могут свалить и амортизаторы. Сошло с одним, сойдет с другим. Безответный человек, вали на него что угодно!

И он даже не подозревает об опасности. Спокойно работает и не знает, какая угроза нависла над ним...

Что же делать при таких обстоятельствах? Предупредить его? Он не поверит, ничего не предпримет, махнет рукой. Да и как скажешь человеку, что его подозревают в воровстве?

Пойти к директору, сказать, что амортизаторы взял Лагутин? У меня нет доказательств.

И тут у меня возникла мысль поговорить с самим Лагутиным...

Неплохая мысль! Чем больше думал я о ней, тем больше в этом убеждался.

Лагутин, конечно, нечестный человек. Но ведь он человек. Рабочий. Неужели он останется равнодушным к судьбе товарища? Может быть, он не такой уж плохой. Может быть, он оступился . Ведь пишут в газетах, что надо помогать тем, кто оступился , надо их перевоспитывать. Может быть, с этого и начнется перевоспитание Лагутина? С мысли, что из-за него пострадает честный благородный, ни в чем не повинный человек.

Я представлял себе, как подойду к Лагутину и скажу ему насчет Зуева. Я, конечно, не скажу, что он, Лагутин, подменил амортизаторы. Я скажу:

«Зуева хотят в этом обвинить. Но ведь это не так. Зуев этого не сделал».

«Ну и что?» – спросит Лагутин.

Тогда я скажу:

«Он наш товарищ по работе. Мы должны спасти его».

«Ладно, – ответит Лагутин, – я подумаю».

И вот на следующий день Лагутин явится к директору, положит на стол амортизаторы и скажет:

«Владимир Георгиевич, амортизаторы подменил я. Делайте со мной что хотите, но Зуев ни при чем!»

Тогда директор спросит:

«Что побудило вас прийти ко мне?»

Лагутин ответит:

«Нашлись люди. Человек, вернее... – Но так как ему будет стыдно, что этот человек простой школьник, то он мрачно добавит: – А кто этот человек, неважно...»

«Вы обещаете вести себя честно?» – спросит директор.

«Сами увидите», – ответит Лагутин.

А в последний день практики, когда мы будем уходить с автобазы, Лагутин подойдет ко мне, протянет руку и скажет:

«Спасибо!»

Я пожму его руку и отвечу:

«И вам спасибо».

Ребята спросят, за что это мы благодарим друг друга.

«Так, – отвечу я, – за одно дело!..»

И больше ничего рассказывать не буду.

Так представлял я себе разговор с Лагутиным. Я настолько уверился, что все будет именно так, что в конце концов преодолел страх, который испытывал перед этим разговором. И решил его не откладывать.

Я дождался конца смены, догнал Лагутина на улице и сказал:

– Товарищ Лагутин, можно вас на минуточку?

Лагутин остановился и воззрился на меня. Мы стояли посредине тротуара.

– Отойдем немного в сторонку, – предложил я.

Мы отошли в сторонку.

– Видите ли, в чем дело... – начал я. – Зуева подозревают с этими амортизаторами. Будто он их взял.

И точно так, как я предполагал, Лагутин спросил:

– Ну и что?

Ободренный тем, что он сказал именно то, что я предполагал, я уверенно продолжал:

– Надо что-то делать. Ведь он наш товарищ по работе.

Лагутин молча смотрел на меня. Я тоже посмотрел на него. Наши взгляды встретились. И в эту минуту я окончательно убедился, что амортизаторы взял именно Лагутин. И Лагутин понял, что я это знаю. И мне вдруг стало неудобно, жутко даже.

Зловеще улыбаясь, Лагутин спросил:

– А может, он их взял?

Я молчал. Мимо нас шли люди. Я знал, что Лагутин ничего не может сделать. Но мне было страшно.