Тамара Крюкова - Триптих в чёрно-белых тонах

... Солнце просеивается сквозь листву берёз. Кроны мерно покачиваются, и кажется, что деревья движутся в медлительном хороводе.

Губы пахнут малиной. С жалобным треском ломаются ветки.

— Сумасшедший. Тут же крапива.

— Плевать. Ты мне нужна прямо сейчас...

... Терпко пахнет свежее сено. От него идёт тепло, и оно колется сквозь тонкий ситец сарафана.

— Ой, вон корова идёт.

— Чего ты испугалась, дурёха? Она сюда не залезет.

— Я боюсь коров.

— Со мной ничего не бойся.

Его рука скользит под сарафаном по её бедру. Сено мягко пружинит и шуршит.

— Знаешь, Тонечка, дело твоё, но мне кажется, что Илья тебе не пара, — осторожно начала разговор Евдокия Степановна.

Антонина напряглась, как натянутая струна, вот-вот готовая лопнуть. Она ожидала этого разговора. По подчёркнуто холодной вежливости, с которой Евдокия Степановна обращалась к Илье, Антонина поняла, что мать не одобряет их отношений.

— Конечно, он простой тракторист и не имеет университетского диплома, — с сарказмом сказала Антонина.

— Диплом тут ни при чём, — поджав губы, возразила Евдокия Степановна.

— Именно поэтому ты при нём сервируешь стол, как в учебнике по этикету, с тремя вилками. Думаешь, я не понимаю, что ты хочешь унизить его, показать, что он лезет не в свой круг? В этом, по-твоему, интеллигентность? — разозлилась Антонина.

— Девочка, неужели ты не видишь, что он просто красивый самец? Вам с ним даже говорить не о чем. Его интересует только плотское.

Антонина взорвалась. Сколько ещё она могла быть послушной девочкой? И к чему эти фальшивые разговоры про устройство личной жизни? Стоило ей полюбить, как тут же нашлась тысяча причин, почему её избранник пришёлся не ко двору. Она зло сощурилась и, чеканя каждое слово, произнесла:

— Я горжусь тем, что нашёлся мужчина, которого я интересую, как женщина.

Хлопнув дверью, она выбежала во двор.

— Что это ты, Илька, задумал? Тебе что, наших девок мало? Кажен день к дачникам шлындаешь! Чем уж она тебя приворожила? — ворчала мать Ильи, шинкуя капусту.

— Она, мать, кандидат наук. Это звучит гордо. Ты по своей деревенской серости хоть слова такие знаешь? — улыбнулся Илья.

Он любил раззадорить мать, нарочно подшучивая над ней.

— Да хоть раскандидат. На кой тут в деревне её книжки? Коровам нотации читать? Тебе уж давно пора жениться и остепениться, а не шашни заводить.

— Так вот я и женюсь. Нарожаем тебе академиков, — Илья озорно подмигнул.

— Я те женюсь! Всё у тебя хиханьки да хаханьки. Жену надо с умом выбирать, чтоб хозяйка была и по дому, и в огороде. Мы и без учёности прожили.

— Сердцу не прикажешь. Может, у меня любовь? — Илья продолжал подначивать мать.

— Я те покажу любовь, паршивец! У тебя кажный месяц новая любовь, а корову матери доить. Уж когда только мне покой будет?! Мне б помощницу на старости лет. Я те дам любовь! — мать стала гонять Илью по кухне, охаживая его полотенцем. Он, по-мальчишески хохоча, увёртывался, пока наконец ему не удалось вынырнуть во двор.

— Да ладно, ма, не серчай. Что ты меня всё ожениваешь? Должен же человек перед женитьбой нагуляться, а то потом и вспомнить будет нечего, — крикнул он из-за двери, смахивая выступившие от смеха слёзы.

Леса одевались в пёстрый осенний наряд. Антонина с ужасом ждала наступления холодов. Илья не заговаривал о зиме, как будто не задумывался о том, что их частым встречам придёт конец.

— Скоро надо будет забивать дом на зиму, — исподволь начала Антонина.

— Я помогу, — пообещал Илья. — Двум бабам без мужика в семье трудно.

Она ожидала, что он скажет что-то ещё, но он промолчал, и Антонина постеснялась продолжать разговор. Чем больше она думала, тем больше приходила к выводу, что причиной всему её мать. Евдокия Степановна не скрывала своего неодобрения, не удивительно, что Илья не осмеливался сделать предложение.

И вдруг всё решилось само собой. Когда Антонина узнала, что у неё будет ребёнок, она поняла: теперь никто не встанет у них на пути. Они поженятся, и Илья будет принадлежать только ей. Она не могла дождаться, когда он придёт. Стоило Илье переступить порог, как она, не в силах больше носить эту радость в себе, ошеломила его новостью.

Илья молчал. Антонина подумала, что он ничего не понял из её восторженных восклицаний.

— У нас будет ребёнок, — улыбаясь, повторила она.

Илья понял всё, но ему нужно было прийти в себя. Он не любил бурных сцен расставаний, слёз, упрёков и радовался, что с Антониной всё будет иначе. Дачный сезон окончится, и под летним романом будет подведена черта. Кто же думал, что эта баба подложит ему такую свинью?

— Ядрёнать! — в сердцах бросил он.

Антонина ощутила привкус беды.

— Ну и что будешь делать? — как-то отстранённо спросил Илья.

От вопроса пахнуло холодом.

— Что я буду делать? — переспросила она. — А ты не хочешь спросить, что мы будем делать?

— А при чём тут я?

Антонине казалось, что это кошмарный сон. Этот человек не мог быть её Ильёй, честным, открытым, улыбчивым и понимающим.

— То есть как это при чём? Это ведь твой ребёнок, — тихо проговорила Антонина.

— А почём я знаю, что мой? Может, ты за моей спиной его нагуляла, а я теперь крайний.

— Ты думаешь, о чём говоришь? Ты ведь знаешь, что был у меня первым, — её губы задрожали от обиды.

Он не мог поступить с ней так жестоко. Пусть бы он просто отказался жениться, но зачем выливать ушат грязи?

Илья понял, что зашёл слишком далеко, но он не позволит себя захомутать.

— Ну ты не больно сопротивлялась, — ухмыльнулся он. — К тому же я тебе ничего не обещал. Как говорится: встретились и разбежались. Ты — не школьница. Должна была понимать, отчего дети родятся.

Антонина испытала облегчение, когда у неё родилась девочка. Ей казалось, что, если бы у неё родился мальчик, она не сумела бы его полюбить, потому что вся горечь и ненависть к мужчинам перешли бы и на него. Нерастраченную любовь Антонина вложила в крошечное существо, просиживая над кроваткой бессонными ночами и поставив под угрозу блестящую карьеру.

Клюшка подрастала. От отца ей достались густые платиновые волосы с лёгким золотистым отливом и выразительные серые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами. Антонина не хотела этого сходства. Когда белокурая Клюшка стала привлекать внимание, в матери поселился страх. Красивой девочке ничего не стоило попасть в грязные лапы охотников позабавиться. Антонина Павловна была уверена, что все мужчины сволочи и развратники. Она молча терзалась беспокойством, а по ночам просыпалась в холодном поту. Её долг был оградить Клавдию от нечистоплотных мыслей и похотливых рук.