Анатолий Рыбаков - Приключения Кроша

— Машина та самая.

А когда мы спускались по эскалатору, Вадим наклонился ко мне и прошептал:

— Машинка та!

Всю дорогу то Вадим, то Шмаков говорили мне об этой машине. Вадим — улучив момент, когда не слышит Шмаков, Шмаков — когда не слышит Вадим. Чтобы положить конец этой неопределенности, я сказал Вадиму:

— Надо все рассказать Шмакову Петру.

— Зачем?

— Парень — могила!

Таким образом, Вадим так и не узнал, что я все уже давным-давно рассказал Шмакову.

Весь тот вечер мы ходили по нашей улице, даже шагов не мерили.

Все расстояния у нас точно вымерены в шагах. Чтобы никому не было обидно, когда мы провожаем друг друга. Если мы с Вадимом идем из школы мимо нашего дома, я обязан проводить его еще сорок шагов. Если мы идем мимо его дома, он обязан проводить меня еще шестьдесят.

Но в тот воскресный вечер нам было не до шагов…

— Как хотите, — сказал я, — я не могу поверить, что Игорь вор. Может быть, он просто влип в историю. Мы должны с ним поговорить.

Вадим возразил:

— Нечего с ним говорить. Поставим вопрос на классном собрании.

Я сказал:

— Вспомни, Вадим, ведь вы были товарищи.

— А он поступил как товарищ?! — закричал Вадим. — Хотел все свалить на меня!

Вадим был добрый парень. Но сейчас он из себя выходил, вспоминая, как подло вел себя Игорь в истории с запчастями. Вадим часто и незаслуженно бывал у нас в классе козлом отпущения. И, вспоминая теперь о несправедливостях, выпадавших на его долю, кипел от негодования.

Я заметил:

— Надо быть выше!

— Выше чего?

— Выше собственной обиды!

Шмаков Петр проворчал:

— Скажем Игорю, а они заметут следы. Останемся в дураках. Надо сообщить куда следует.

Я решительно сказал:

— За глаза? Ни за что!

Так мы тогда ни до чего не договорились. То есть мы договорились о том, что ничего не будем делать, пока не договоримся окончательно. И будем хранить тайну.

Я не люблю тайн. Другие ребята любят, а я не люблю. Даже не люблю книг с таинственным сюжетом: все равно в конце все раскрывается. И обычно сразу смотрю в последние страницы. Читать после этого становится неинтересно.

Книги еще туда-сюда. А вот таскать в себе всякие тайны — терпеть не могу. Это придает человеку оттенок скрытности, неискренности. Например, я иду с Майкой по улице, мы с ней откровенно обо всем разговариваем, и вместе с тем я от нее что-то скрываю. Неудобно и не приятно. Тем более, что Майка комсорг. Скрывать от нее такое дело вообще неправильно.

Когда я иду с Майкой по улице, улица другая, не такая, как обычно. Может быть, оттого, что мы с Майкой ходим по улице только в хорошую погоду, а в плохую сидим дома. Возможно, потому, что все смотрят на Майку, какая она красивая, а заодно смотрят на меня… Мы оказываемся в центре внимания, и я чувствую свою особенную ответственность: на улице хватает и нахалов и грубиянов, которым ничего не стоит толкнуть человека и даже не извиниться… Не знаю… Факт остается фактом. Когда я иду с Майкой, улица солнечнее, люди приветливее, все как-то веселее и смешнее. Тем более, что на улице мы играем в одну игру: разбираем всякие нелепые названия. Например, магазин: «Культтовары». Что это значит? Культурные товары? Выходит, в других магазинах товары некультурные? И могут ли товары, сами по себе, быть культурными или некультурными?.. Или вот еще: «Инпошив». Я всегда думал, что приставка «ин» от слова «инвалид» — артель инвалидов шьет платья. Оказывается, ничего подобного. Приставка «ин» от слова «индивидуальный». Довольно нелепо.

Мы шли к Наталье Павловне, нас послал к ней главный инженер. Практика кончалась, и он просил ее зайти на автобазу «обсудить вопросы». Какие вопросы, он не сказал. Майка вызвалась передать его просьбу Наталье Павловне. Я вызвался проводить Майку.

Наталья Павловна жила в конце нашей улицы, а наша улица одна из самых длинных в Москве, а может быть, и самая длинная. Специальный автобус ходит по ней из конца в конец, от станции метро до новой заставы.

Как и мы, Наталья Павловна жила в новом доме. Но мы переехали сюда из разных районов Москвы, а Наталья Павловна жила здесь и раньше, в деревне, которая была на этом месте.

И преподавала в школе, вместо которой теперь построена наша школа.

Майке все это казалось очень значительным. То есть то, что нет больше деревни, где жила Наталья Павловна, нет ее дома, нет ее школы, а сама Наталья Павловна есть, живет здесь и по-прежнему преподает. Только живет в новом доме и преподает в новой школе.

— Ничего уже нет, а человек остался. Согласись, в этом что-то есть, — говорила Майка.

По правде сказать, ничего особенного я в этом не видел. Старые дома и старую школу снесли по плану. Вместо них построили новые. Ясно, что люди остались. Куда они могли деться? Но Майка в самых, казалось бы, незначительных вещах всегда находила глубокий смысл. А я не люблю философии — у меня от нее голова болит. А Майка пусть философствует, я ей не мешаю. Я промычал в ответ что-то одобрительное.

— Представь, — продолжала Майка, — что через много-много лет этого не будет, — она обвела рукой улицу, — а будет что-то другое. Придут новые люди. И только мы сохранимся от тех далеких времен.

Я удивился:

— Что здесь может быть другое?

— Я к примеру говорю. Допустим, новые дома.

— Эти дома еще очень долго простоят, — возразил я.

— Я понимаю… Но тем удивительнее жизнь Натальи Павловны, на глазах которой произошла такая разительная перемена.

— При ней были деревянные дома, — сказал я, — не дома, а избы… Снести их ничего не стоило. А разве такие громадные каменные дома будут сносить?

Майка сказала:

— Меня интересует философская сторона вопроса.

Я согласился, что с философской стороны это правильно. Но так как я не хотел больше философии, у меня от нее уже начинала болеть голова, я сказал:

— Метро будут тянуть до Бурцева.

Бурцево — в прошлом подмосковное село, а теперь большой промышленный город. Я читал в газете, что метро сначала дотянут до конца нашей улицы, а потом и до Бурцева. В результате Бурцево сольется с Москвой.

— Это будет здорово! — сказала Майка.

Мне нравилось, что Майка реагирует на все новое. Другие девчонки не реагируют, а она реагирует. Я тоже реагирую. Мне приятно, когда что-нибудь строят. Не знаю почему, но приятно. Новый дом, новый магазин, новая мостовая, деревья, новая станция метро, новая автобусная линия. В этом новом доме буду жить не я. Может быть, я ничего не куплю в этом новом магазине. Но то, что они новые, что раньше их не было, а теперь есть, доставляет мне удовольствие. И Майке тоже. А то, что она немного пофилософствует, ничему, в сущности, не мешает.

Наталья Павловна сидела за столом и правила тетради. Она преподает литературу в вечерней школе рабочей молодежи.