Анатолий Алексин - Необычайные похождения Севы Котлова

Я уже десять раз перечитал записку, подписанную все теми же тремя непонятными буквами. Я выучил ее всю наизусть! «А может, захватить с собой Витика-Нытика? — думал я. — У них ведь там, на нижних этажах, не слышно, как на чердаке „кто-то орудует“, он ничего про это не знает — и но будет бояться». Но захватывать с собой Нытика было никак нельзя — ведь в записке было ясно напечатано: «Приходи туда один». Да я к тому же вспомнил, что Нытика угораздило заболеть вирусным гриппом.

"А вообще, может, не ходить на чердак? — подумал я. Но тут же спохватился:

— Нет, нельзя! Ведь если этот «ТСБ» добрался уже и до Степана Петровича, он обязательно сообщит ему, что я струсил, и тогда Степан Петрович снова будет презирать меня. И еще сильней, чем из-за этой горластой немецкой овчарки!" Зимой рано темнеет. Уже в пять часов в окнах домов зажглись огни. А я нарочно не зажигал свет, чтобы убедить себя, что вечер еще не начался. Я все тянул, тянул… Но без конца тянуть было невозможно: скоро должна была прийти с работы мама. А я еще не сделал никаких уроков: все о чердаке думал. Ну, а если мама узнает, что я не прикасался к урокам, она меня не то что на чердак — ив коридор-то не выпустит. В общем, надо было решиться…

И я решился!

Я вышел через кухню на черный ход. Дверь я на всякий случай оставил приоткрытой: если что-нибудь случится, буду кричать — и пусть бегут на помощь!

На чердак вела узкая винтовая лестница. Я стал медленно подниматься по ней.

Все время я натыкался на какие-то старые ведра, которые со страшным грохотом скатывались вниз, и на какие-то разбитые горшки, и на доски. Один раз я чуть было не вскрикнул: прямо под ногой у меня было что-то мягкое и, как мне показалось, теплое, живое… Я потрогал это «мягкое» рукой, и оказалось, что это я наступил на рукав от старой телогрейки. Как здесь оказался этот рукав? Может быть, это все, что осталось от смельчака, который дерзнул подняться на чердак до меня? Еще через минуту я с ужасом наткнулся на чей-то сапог. Все ясно: и это остатки того же смелого безумца!..

В этот самый момент снизу раздался визгливый голос Виктории Владимировны:

— Безобразие! Дверь за собой не закрывают! Заморозить хотят!

Дверь с шумом захлопнулась, и на черном ходу сразу стало темным-темно.

Ужасный страх охватил меня. Сердце колотилось очень сильно. Но никакого выхода не было: надо было идти вперед или, вернее сказать, наверх. И я быстро пошел: будь что будет!

Под низкими сводами чердака пахло сыростью, В разбитое окно залетали снежинки, дул ветер. И вдруг я вскрикнул: какой-то саван болел справа от меня. Я закрыл глаза руками и сделал несколько шагов в сторону этого савана, а когда открыл глаза, то чуть было не расхохотался: на веревке, рукавами вниз, болталась чья-то белая ночная рубашка. Видно, не во всех квартирах знали о страшных событиях, которые происходили у нас на чердаке, и некоторые хозяйки еще продолжали развешивать там свое белье.

«Ну, раз женщины не боятся сюда ходить, так можно ли бояться мне, мужчине?!» — подумал я и сразу направился в дальний левый угол, где было особенно темно и сыро. Я протянул руки вперед, чтобы не наткнуться в темноте на какую-нибудь балку или на низкие деревянные перекрытия.

Неожиданно руки мои обхватили что-то холодное и сырое. Бочка! Вот она, бочка с кислой капустой, которая протухнет здесь из-за страшных рассказов Виктории Владимировны! Именно здесь, под этой самой заброшенной бочкой, и должно находиться письмо. Я нагнулся, пошарил рукой и сразу нащупал конверт. Я вынул его из-под бочки и хотел тут же вскрыть, но кругом было темно, и я мог как-нибудь случайно вместе с конвертом порвать и само письмо, в котором заключалось «раскрытие всех тайн».

Я быстро направился к разбитому окну. Возле него было холодно, но я от волнения не замечал ни холода, ни снежинок, которые садились мне на лицо и сразу таяли. На конверте уже не печатными буквами и не на пишущей машинке, а самым обыкновенным и каким-то очень знакомым мне почерком было написано:

«Севе Котлову (лично)».

Я разорвал конверт и с волнением прочитал вот что:

"А ты, оказывается, не такой уж трус, Котелок! А я-то думал, что ты у нас совсем прохудился! Ну что ж, допустим, что история с собакой была просто случайностью.

Получай же, младший Котелок, награду за свою сегодняшнюю храбрость! Я раскрою перед тобой все секреты, которые так мучают тебя и чуть было не довели до врача-психиатра. Это уж слишком! И поэтому я больше не буду мучить тебя.

Знай, что три таинственные буквы «ТСБ» обозначают вовсе не название какой-нибудь тайной организации и не инициалы каких-то твоих товарищей-одноклассников, на которых ты совершенно напрасно орал. «ТСБ» — это значит: «Твой старший брат». А так как брат у тебя всего-навсего один — значит, это я и есть: Дима!

Когда вы с Витькой ломали себе голову и никак не могли раскусить три загадочные буквы, вы там случайно выкрикнули: «Тайный Сигнал Барабанщика»!

Можно, пожалуй, и так расшифровать. Ведь каждый раз, когда ты сбивался с дороги, я начинал бить в барабан: старался подать тебе тайный сигнал тревоги.

Да, это я переложил ежа обратно к тебе в парту. Это я бросил в почтовый ящик Витику-Нытику условия задач, которые вам задали на дом. И я послал вам обоим одинаковые записки с разными подписями. Я, как видишь, пытался срывать все твои нехорошие, нечестные планы.

Это я, конечно, тот самый сосед Степана Петровича, который интересуется астрономией. Это я взял у него бинокль и, не без помощи папы, переслал его тебе вместе с той самой запиской. Ну как, увидели искусственный спутник?

Это я на переменках, когда ты убегал в буфет, подкладывал тебе в парту бумажки с разными предложениями и советами. Я, выходит, но только мешал тебе, но и помогал немножко. Да, я старался помочь тебе во всех твоих хороших, честных планах и затеях.

Теперь остается объяснить самое главное: откуда я узнавал заранее обо всех твоих замыслах? Да очень просто: из твоего собственного дневника! Ты ведь сам просил меня иногда заглядывать в эту тетрадку, проверять, правильно ли ты ведешь дневник. Забыл уже?" И как это я в самом деле забыл об этой своей дурацкой просьбе? И как не додумался до такой простой вещи, что из дневника можно узнать обо всем, что я сделал, и даже о том, что хочу сделать завтра, или послезавтра, или вообще в будущем?!

Дальше Дима писал:

"Ты ведь часто почитываешь мой дневник, а я вот почитывал твой. Только ты не догадался разыграть меня, хоть тебя и называют некоторые «великим комбинатором». А я вот догадался! Очень рад, если этот небольшой розыгрыш пойдет тебе на пользу!

С приветом ТСБ, то есть твой старший брат Дима".

Вдруг я вздрогнул: с треугольным чердачным окном, со стороны улицы, поравнялась чья-то голова в шапке-ушанке. И тут же скрылась. Что это?