Евгений Лесников - Призыву по возрасту не подлежит

— Димку убили! — громко крикнул кто-то, и мальчишка вяло подумал: «Это меня…» — и закрыл глаза.

Когда он пришел в себя, было светло, вокруг стояли бойцы, свои и незнакомые. Дина держала холодную ладонь на его лбу.

— Ну? — спрашивала она участливо. — Как ты себя чувствуешь? Как голова?

— Тошнит, — пожаловался мальчишка. — Где мы?

— У тебя дома! — быстро ответил сержант Урузбаев. — К нам ребята из второй роты прорвались! И еще моряки!

— Димка! — удивленно охнул кто-то, и он, скосив глаза, увидел лейтенанта Евдокимова в грязном, разодранном кителе. — Димка! — Евдокимов сгреб его по-медвежьи, обдав запахом пороха и гари. — Живой! А Васька, Мишка? Мама твоя где?

Димка высвободился, опустил тяжелую голову. Бойцы угрюмо молчали…

К лейтенанту Евдокимову подошел сержант Урузбаев, лихо приложил руку к каске:

— Товарищ лейтенант! Бойцы первой роты держат оборону дома Климовых! Исполняющий обязанности командира роты сержант Урузбаев! В наличии тридцать бойцов, десять тяжелораненых!

Вольно! — скомандовал лейтенант и крепко пожал руку сержанту. — Здорово вы деретесь! О вашем доме в штабе полка известно. Большие силы врага здесь держите!

— Мы такие! — весело отозвался Петр и подмигнул Димке: — Сталинградцы!

Евдокимов оглядел солдат, похудевших, чумазых, в разодранных гимнастерках, в кровавых бинтах. Последним у стены стоял Димка с трофейным автоматом на груди…

Над разбитой улицей опять взлетели ракеты, повисли зловещими фонарями, заливая все вокруг мерцающим зеленоватым светом.

— Пошли, товарищ лейтенант! — сказал Петр, прилаживаясь поудобней к пулемету.

— По местам! — скомандовал Евдокимов. — Сержант Урузбаев, вы с пулеметом — наверх! Димка — проверить, как раненые! Помочь водой и чем нужно. — И, видя, что мальчишка открыл рот, закончил: — Выполнять приказание!

— Ладно, — пробормотал Димка, спускаясь в подвал.

Пожалуй, это были самые тяжелые дни обороны Сталинграда. Гитлеровцам удалось захватить большую часть города, выйти к Волге. Жестокие бои шли в северной части. Линия фронта проходила по цехам тракторного завода, в Ворошиловском районе немцы прорвались на территорию лесозавода и грузового порта. Яростная схватка разгорелась за элеватор. Невозможно было определить, в чьих руках он находится: на верхних этажах засели немцы, на нижних — краснофлотцы из бригады морской пехоты.

Тяжелейшее положение сложилось в центральной части города, где гитлеровцы вышли на набережную и наши войска, прижатые к Волге, удерживали узкую полосу берега. Казалось, немцам стоит сделать еще усилие, и защитники города будут сброшены в реку.

Командование врага уже готовилось к торжественному параду на главной площади города, но проходили дни, недели, а до победы было все так же далеко.

Защитники города сражались за каждый дом, за каждую улицу, за каждый этаж, за лестничную клетку. И если фашистам удавалось продвинуться вперед на шаг, захватить хотя бы метр сталинградской земли, то там оставались горы трупов врага и мертвые защитники города.

Живые не отступали ни на шаг. Бои гремели везде. Советские воины сражались и в окружении, каждый дом стал крепостью.

Шли бои и на Смоленской улице, где остатки стрелковых рот защищали школу и дом Климовых, как значился он теперь на картах. Шесть дней и ночей дрались бойцы, отбивая до десяти атак в сутки.

Особенно тяжело приходилось защитникам дома: немцы пытались во что бы то ни стало овладеть им, как плацдармом для захвата школы. А от школы их удар пришелся бы по набережной. Бойцы еле держались на ногах от усталости. Спать приходилось урывками, в перерывах между атаками.

На седьмой день сержант Урузбаев раздал последние сухари — по одному на брата. Для раненых нашлись две банки тушенки. Все труднее было Димке отыскивать воду и поить бойцов. Но люди держались, и раненые, пытаясь помочь товарищам, из последних сил сжимали оружие.

— Не уговаривай нас, лейтенант, — сказал однажды Евдокимову немолодой колхозник Снитко, которому Дина только что перевязала раны на голове. — Мы — советские люди и должны быть всегда такими!

А когда очередная атака была отбита, Снитко, пощупав кровавый бинт, проговорил, вынимая из кармана листок:

— Вот, прошу рассмотреть, товарищ командир!

Евдокимов взял листок: это было заявление о приеме в партию.

— Хорошо! — сказал лейтенант, бережно пряча листок в планшетку. — Я передам ваше заявление замполиту, и мы обязательно рассмотрим его. В самое ближайшее время. Когда кончится обстрел.

Когда кончился обстрел, Снитко был мертв: шальная пуля ударила в висок, отлетев рикошетом от стены.

Димка, хоть и попривык за эти дни к мертвым, но все равно с содроганием смотрел на коченеющее большое тело человека, смотрел, не переставая удивляться, как это получается: только сейчас жил он, дышал, и — нету его, лежит под шинелькой деревенеющий труп. Ощутив на плече чью-то руку, мальчишка вздрогнул.

— Страшно? — тихо спросил Евдокимов, и Димка честно ответил:

— Дико все… Жил человек, и вот…

— Идут! — закричал сержант Урузбаев.

И прежде чем припасть к своему окошку, Евдокимов не приказал, а попросил Димку:

— Ты уж поосторожней, а?

…Бойцы маленького гарнизона отбили очередную атаку и в очередной раз полезли в темноту собирать патроны. Не успели отползти и десятка метров, как ночь распороли автоматные очереди, сверкнули смертоносные строчки. Кто-то вскрикнул… Сержант Урузбаев вернулся злой, как шайтан. Ругался сквозь зубы, узил зоркие глаза.

— Засада! — доложил он Евдокимову. — Двое убиты.

— Да, — протянул лейтенант. — Дело дрянь.

— Разрешите, товарищ лейтенант! — Петр положил на стол перед Евдокимовым толовую шашку с обрывком запального шнура. — Вот, нашел… Можно вместо гранат использовать, только наловчиться!

— И сколько их у вас?

Петр пожал плечами:

— Пяток, товарищ лейтенант!

Димка высунул нос из-под шинели и спросил осторожно:

— А бомба пригодится?

— Какая бомба?

— Здоровенная! — стал объяснять Димка, досадуя, что в суматохе он совсем позабыл про нее. — С тонну, может, будет! Вон там, у флигеля!

— А ну-ка показывай! — приказал Евдокимов.

Флигель, вернее, его обломки, находился как бы на «нейтральной полосе».

Добрались до бомбы ползком, осмотрели засыпанный стабилизатор.

— Пожалуй, и вправду тонная. Вот уж подложили фрицы свинью под бок, — сказал, возвратясь, Евдокимов. — А что, если замедленная?

— Нет, я часового механизма не услышал! — заверил сержант Урузбаев. — Вот бы нам ее использовать, а?

За восточной стеной дома вспыхнула перестрелка. Бойцы мигом заняли свои места. Стрельба шла где-то в глубине расположения врага, это озадачивало, настораживало. Чаще обычного взлетали ракеты, немцев явно что-то встревожило.