Николай Внуков - Том Сойер - разбойник

Теперь сразу же после уроков мы шли ко мне, наспех готовили домашние задания, чтобы они не висели дамокловым мечом над нашими головами и чтобы нам, по крайней мере, не выглядеть идиотами около доски, а потом раскрывали новенькие тетрадки и писали, писали, писали…

Если классные и домашние сочинения у нас укладывались в полторы, самое большее в две странички, то здесь нас будто прорвало. За вечер мы исписывали по полной двенадцатистраничной тетради. Когда не хватало двенадцати страниц, мы вылезали на обложку, а когда и на ней не хватало места, мы писали там, где на обложке была напечатана таблица умножения.

Две недели ходили мы как во сне, не замечая ничего вокруг. Мы жили в Америке прошлого столетия, бродили по узким улочкам городка Сант-Питерсберг, скрывались от погонь в лесной чаще острова Джексона, спускались на плотах по Миссисипи до города Кайро, наводили страх на окрестных фермеров. Нас ни разу не поймала полиция, мы не утонули в реке, нас не вздёрнули на первом попавшемся суку разъярённые фермеры.

Мы поставили в рукописи последнюю точку и снова превратились в шестиклассников школы номер два города Нальчика.

Мы прочитали рукопись вслух. Она была великолепна. Четырнадцать тетрадок лежало перед нами на столе. Теперь нужно было, чтобы всё это стало похоже на настоящую книгу.

Орька принёс из дому шило и толстые сапожные нитки. Мы сложили тетрадки стопкой, прокололи их шилом и сшили нитками. Потом к верхней и нижней тетрадям приклеили картонные обложки. Получился солидный том, который приятно было держать в руках. Мы перелистали его. И тут Орька уставился на меня растерянными, недоумевающими глазами.

— А картинки? — произнёс он потрясённо.

Картинок не было.

А без картинок какая уж книга…

Нужно было срочно иллюстрировать наш роман.

Рисовали мы оба плохо. Можно сказать — совсем не рисовали. Люди у нас получались похожими на огурцы, а лица мы изображали в виде кружочков и чёрточек. Орька однажды нарисовал белку на дереве, которая больше походила на филина, держащего в когтях змею. Короче — в искусстве живописи мы оба не поднимались выше тройки за год.

Но книга без картинок — не книга. И мы оба начали думать, как бы изобразить Тома Сойера, не рисуя его лица.

В конце концов можно решить любую задачу, даже самую необычную, и мы нашли решение.

Мы надевали Тому на голову широкополое мексиканское сомбреро с высокой тульей. Чтобы не вырисовывать глаза и нос, мы закрывали его лицо чёрной полумаской с прорезями для глаз. В рот ему вкладывали здоровенный кинжал с витой рукояткой. В правой руке он держал револьвер, который сильно смахивал на наш домашний чайник для заварки, в левой — ещё один кинжал, с конца которого падали на землю огромные — с грушу — капли крови. У ног Тома валялись убитые, похожие на стебли и корни женьшеня.

Мы состряпали штук двадцать таких картинок и вклеили их между страницами. На обложке, не жалея акварельных красок, нарисовали ещё более зверского Тома Сойера, написали название романа и свои фамилии: «Авторы Н. Внуков и О. Кириллов». После этого принесли книгу в класс.

Не знаю, сколько человек прочитало роман. Его передавали на уроках, под партами, из рук в руки до тех пор, пока наша учительница литературы Полина Фёдоровна Рудич не отняла наконец у кого-то это увесистое творение.

Она взглянула на обложку, перелистала том, и брови её взлетели вверх двумя чёрными дужками. Потом она бросила взгляд ца нас.

— Внуков, Кириллов, после урока останьтесь!

Орька тяжело вздохнул рядом со мной.

— Ну вот… Опять родителей вызовут…

— Точно, — подтвердил я. — Нам с тобой никогда не везёт.

— Я думаю, что это не будет «первое серьёзное замечание», — начал гадать Орька.

— Может быть, и не будет, — сказал я. — Всё-таки это не карбид, а книжка.

После урока, когда все разошлись, мы забились на «Камчатку», на самую заднюю парту, и сидели там, как подсудимые в ожидании приговора. Полина Фёдоровна просматривала за столом тетради и что-то выписывала в классный журнал. Наконец она закрыла его и подняла голову.

— Ну-ка, подойдите сюда.

Мы подошли к столу.

Мы стояли плечом к плечу, готовые принять на свои головы самый тяжкий удар.

Полина Фёдоровна придвинула к себе роман.

— Так… — сказала она и постучала пальцами по жуткой физиономии Тома Сойера на обложке. — Интересно, сколько времени у вас ушло на это?

— Две недели, — сказал я хриплым голосом.

— Две, — кивнул Орька. — И ещё один день на картинки.

Полина Фёдоровна посмотрела на Орьку, потом на меня..

— Вот что, дорогие мои. Теперь, если классные или домашние сочинения у вас будут по полторы странички, как раньше, — вы у меня из троек не вылезете. Сумели такое — сумеете и сочинения. Сколько здесь страниц?

— Четырнадцать тетрадей.

— Ровным счётом сто семьдесят страниц. Да, по объёму настоящий роман.

Она открыла свой огромный портфель и опустила в его недра «Тома Сойера».

— Я это прочитаю. Идите. И запомните, что я вам сказала о сочинениях. Не меньше пяти-шести страниц. Понятно?

Я НЕ ПОМНЮ, куда и как-исчез наш роман. Может быть, Полина Фёдоровна оставила его себе на память. А может быть, его зачитали ребята. Сорок лет прошло с того времени.

Однако сочинения писать мы научились. Сначала мы писали по пять-шесть страниц. Но к десятому классу нам уже не хватало тетрадки — приходилось вкладывать дополнительные листы. В школе к нам крепко прилипла кличка «писатели». И самое удивительное, что мы действительно оба стали пишущими людьми.

Я по настоящее время написал четырнадцать книг. Орька — больше двадцати киносценариев. Он работает сейчас на «Моснаучфильме» и увлекается какими-то дре-весными вошками и клопиками.

И ещё одно. Я, который говорил, что о нашем классе писать нечего, что в нём живут серые, неинтересные люди, написал о ребятах нашего класса целых три книжки!

Вот так начался и таким образом кончился наш «Том Сойер — разбойник».

Хотел бы я подержать его сейчас в руках, перелистать пожелтевшие страницы и снова почувствовать себя в том времени, когда самым главным в жизни были стреляющие ключи, карбид, холодная горная речка и вольный полёт мечты…