Владислав Крапивин - Журавленок и молнии

Школа стояла в Крутом переулке между улицами Парковой и Мира. До Иркиного дома и до Журкиного от школы было три с половиной квартала. Только Иринке в одну сторону, а Журке – в другую.

В школу Журка шел с Горькой, с Митькой Буриным и братьями Лавенковыми. Иринка – со Светой Гарановой и Димой Телегиным. А из школы Иринка и Журка выходили вместе. Шли по Крутому переулку до троллейбусной остановки. Была у Иринки причуда: из школы домой добираться только на троллейбусе. Тут и пешком-то пять минут, но Иринка говорила с капризной ноткой:

– Я так с первого класса привыкла. Трудно тебе что ли проводить?

Журке было нетрудно. К тому же он знал, что у человека могут быть всякие свои привычки и приметы. Например, сам он, шагая по асфальту, старался не наступать на трещины. А если встречался на улице очень большой пес, надо было тихонько свистнуть и посмотреть на него через колечко, сложенное из пальцев. Чтобы не было какой-нибудь неприятности. Конечно, Журка понимал, что все это ерунда. Но, может быть, не совсем ерунда. Может быть, это осталось в крови от далеких предков, которые ходили в шкурах по скалам и ледникам и старались приручить диких животных. Тогда каждая трещинка могла оказаться опасной, а зверя нужно было заранее остановить взглядом. И почему теперь не вспомнить старый обычай, если это нужно для спокойствия души?

Может быть, и у Иринки есть какая-то примета, и троллейбус ей необходим для хорошего настроения…

Никакой приметы насчет троллейбуса у Иринки не было. Просто ей нравилось идти с Журкой. Хотя бы до остановки. В троллейбусе Иринка прилипала носом к заднему стеклу и смотрела, как Журка машет ей портфелем, а потом убегает, прыгая через черные трещины на желтом от солнца асфальте.

Она знала, что Журка сейчас прибежит домой, кинет в угол портфель, торопливо переоденется, проглотит оставленный мамой обед, покормит Федота и тут же опять помчится к ней, к Иринке. Потому что папа хочет закончить картину, пока сентябрь дарит последние летние деньки.

Через дверь Журка выходить не станет, а вылетит из квартиры через окно – на веревке с поясом. Мамы у него дома нет, и никто не будет вздыхать и говорить о глупом риске. Журка перелетит на тополь, съедет по стволу на землю, за несколько минут промчится из конца в конец Парковой улицы – и вот он. Стоит в дверях, весело морщит переносицу.

– Здрасте! Быстро я, да?

– Ну, молодчина! – обрадуется папа. – Давайте начнем. Я тут и без вас кое-что сделал, а теперь – вместе…

Вместе – это хорошо. Казалось бы, что интересного сидеть целый час на подвешенной доске? А на самом деле – весело. Потому что сидишь и о чем угодно разговариваешь. Разные истории рассказываешь. Папа – о том, как смотрел в детстве трофейные фильмы про пиратов и дикаря Тарзана. Иринка – про то, как брат Виктор учил ее стрелять из лука и возил на велосипеде в лес (и как они там один раз надолго заблудились). Журка – про "витязей", про то, как в раннем детстве сочинял стихи и как был канатоходцем в цирке, который ребята устроили у них во дворе, в Картинске (два дня голова гудела, думали, что сотрясение). Он так весело всегда рассказывал! Переносицу сморщит и сам над собой посмеивается…

Но, если даже все молчали, все равно было хорошо. Просто потому, что тут Журка… Иногда, застеснявшись таких мыслей, Иринка говорила капризно:

– Папа, ты нас совсем замучил! Эта доска мне уже в кошмарах снится.

– Ришка, не кокетничай, – добродушно отзывался папа. Она вскакивала.

– Кто кокетничает? Не могу я больше. Все!

– Ну, началось. Характер показываем, – спокойно говорил папа. Журка, ты устал?

– Ни чуточки. И она тоже… Просто у нее сегодня "пфыкательное" настроение.

– Какое, какое?! – взвивалась Иринка. А папа говорил с удовольствием:

– "Пфыкательное"! Прекрасный термин.

Иринка пфыкала и садилась на доску, надув губы. А Журка смеялся. Тогда она тоже начинала смеяться, но сперва говорила Журке:

– Двое на одну! Эх ты, а еще витязь…

В субботу, когда шли к остановке, Журка вдруг замолчал на полуслове. Остановился. Иринка даже испугалась: он с непонятным лицом смотрел куда-то в сторону. Потом бросил у ее ног свой портфель и закричал:

– Лидия Сергеевна!

И побежал за женщиной, которая сошла с троллейбуса.

Та обернулась.

А Журка мчался к ней, раскинув руки, будто хотел обнять с разбега. Так бегут к маме, которая вернулась домой из долгой поездки. Правда, он все же не стал обнимать, в последний момент затормозил, остановился перед женщиной, сказал с радостным придыханием:

– Лидия Сергеевна… Правда, вы…

Она обрадовалась так же сильно:

– Журавин! Юрик!.. Надо же! Откуда ты здесь, Журавлик?

– Я переехал… недавно… А вы?

– А я еще в прошлом году. Сразу, как с вами попрощалась. Мужа перевели, вот и я… Теперь я опять студентка.

– Как студентка?

– Очень просто. Я же раньше педучилище кончила, а сейчас учусь в институте. А то ведь что получалось! Три года проучила вас, а потом отбирают, потому что после училища можно работать только в начальной школе… А я больше так не хочу. Пускай с первого класса по десятый… Ох, Журавлик ты мой, как я рада тебя видеть!

Она притянула его за плечи, прижала к себе. И он, кажется, чуть не замурлыкал от удовольствия. В самом деле!

Иринка, подобрав Журкин портфель, подошла и теперь стояла в трех шагах. Журка наконец оглянулся на нее.

– Лидия Сергеевна! Это Иринка! Моя… мой товарищ. Мы на одной парте… Иринка, это Лидия Сергеевна. Ты знаешь, я рассказывал.

– Я догадалась. Здравствуйте, – сказала Иринка, стараясь не очень показывать досаду. А досада была оттого, что Журка так стремительно забыл про все на свете (и про нее, про Иринку), бросил портфель, кинулся как сумасшедший. И еще оттого, что Лидия Сергеевна была совсем не такой, какой представляла ее Иринка. Невысокая, даже низенькая, толстоватая, с несовременной прической – какие-то рыжеватые кудряшки.

– Пойдемте ко мне в гости, – тут же предложила Лидия Сергеевна. Я недалеко живу, на улице Кирова.

Иринка бросила на Журку быстрый взгляд. Он, кажется, понял. Сказал огорченно:

– Ой, сейчас нельзя, Лидия Сергеевна, у нас дело важное. Но я обязательно! Скоро!

"Я," – опять ревниво подумала Иринка. И отвернулась. Журка, все еще светясь от радости, записал адрес, и они распрощались.

Стали ждать троллейбуса. Иринка молчала. Журка наконец спросил:

– Ты чего надутая?

– Я? – сказала она. – Ничуть… Просто я испугалась: ты так сорвался куда-то…

– Но это же Лидия Сергеевна…

– Да поняла я, поняла… Только я удивилась.

– Почему?

– Ну… – Иринка замялась, но удержаться не смогла: – Я думала, что она красавица, а она…

– Что "она"? – слегка насторожился Журка.