Алексей Олейников - Велькино детство

— Ваня, ну поки мы чапать так будем? — не выдержала в очередной раз бабушка, — а ну съезжай с дороги!

— Етить! — дед в ярости хлестанул вожжами Мальчика по крупу, так, что тот рванул бричку, и круто завернул вправо, на грунтовку, не разбирая дороги.

Конь, все быстрее переступая ногами, пошел вниз по насыпи. Бричка, страшно заскрипев, начала заваливаться на правый бок, а конь тянул ее вниз, и сам шел все быстрее под ее тяжестью.

— Ой божечки, Ваня, что ж ты делаешь, перевернешь же! — закричала бабушка и в этот момент бричка встала почти вертикально, на правый бок,

Велька почувствовал, как его отрывает от скамьи и, что есть сил, вцепился в нее руками. Бричка будто замерла на миг и Велька замер вместе с ней, глядя, как небо вдруг переехало влево, а справа вытянулась рыже-черная земля, из которой высоко над головой торчали деревья.

Потом раздался страшный треск, небо и деревья понеслись, закручиваясь назад, а земля рванулась навстречу, распадаясь на стебли, листья, травинки, камешки, песчинки, заполняя все-все кругом, а потом Велька пребольно стукнулся макушкой, и наступила темнота.

Сначала он ничего не понял.

В темноте было неудобно. Болела макушка и ныла подвернутая шея, а в рот и уши лезла какая-то солома. Велька понял, что шея ноет, потому что он на ней лежит, продолжая при этом держаться за скамейку. Он пошевелил руками и ногами — вроде все было в порядке. Постепенно глаза привыкли к темноте, и стала видна тонкая щель, сквозь которую пробивался свет. Оттуда были видны палки, деревья, и Мальчика, потряхивающего головой. Также снаружи доносился какой-то странный ноющий звук, и Велька не сразу сообразил, что это плачет Витька. Он сидел в пыли и рыдал, растирая кулаком слезы.

«Вот дурак» — разозлился Велька. — «Ну чего он плачет? Ему хорошо, он снаружи, а мы как выбираться отсюда будем? Это нам плакать надо»

— Ваня, ты живой? — откуда-то сверху спросила бабушка. — Не сломал себе ничего?

Дед прокряхтел что-то невнятное.

- Чего? — не поняла бабушка.

— Живой я, живой! — рявкнул дедушка, — А все ты, етить, съезжай, съезжай.

- Веля, а ты как? — больше не обращая на него внимания, продолжила опрос бабушка.

- Все хорошо, ба, — отозвался Велька, — я тоже живой.

— Ну слава Богу, а Витенька? — не успокаивалась бабушка. — Витя!

- Да вон он, снаружи ноет, его катапультировало, — пояснил Велька — Ба, мы вылезать вообще будем?

Аварию они устраняли часа полтора. При падении одну из оглобель переломило, и Велька с Витькой обшарили километра четыре обочин, пока нашли подходящую проволоку для того, чтобы ее скрепить. К тому же испуганный Мальчик не сразу впрягся. Остаток путь они проделали в полнейшем молчании. Витька сидел, прижавшись к бабушке, а дед угрюмо правил.

Велька уселся на Витькином месте, и всю дорогу прокручивал в голове их космическое падение, прикидывая, как ему лучше в следующий раз поступить — так же сжаться и остаться под бричкой или все-таки отпустить руки и выстрелить в воздух, как из катапульты?

Все—таки Витьке, по этому случаю, он немного завидовал.

Старые абрикосы росли на том огороде. У бабушки было два огорода — тот и этот. Этот прилегал к дому, и ничего особенного там не росло. Так, малина, клубника всякая, розы — бабушка очень любила розы, и уже в августе накрывала их трехлитровыми банками. Велька вечно опасался, мчась сквозь сад-огород, влететь ногой в одну из них. А еще на этом «городе» стояла беседка, и росли яблони. А вот на «том», дальнем огороде, были серьезные плантации картошки, помидоров и перца. И еще там росли абрикосы, черным редким частоколом ограждая лужок с клевером. Было их шесть.

— Ишь, дылды, вымахали, — всякий раз ругалась бабушка, собирая редкий фруктовый урожай. — Ниякого проку от вас нет.

Обыкновенно они с Велькой расстилали под абрикосом покрывало и долго трясли дерево за кривой ствол, стряхивая абрикосы вниз. Потом Велька залезал вверх, цепляясь за шершавый ствол, и сначала, что было сил, тряс ветки руками, а потом уже и азартно бил по ним ногой. Абрикосы оранжевым градом летели вниз, били в покрывало, шуршали в клевере, гремели в пустом ведре и даже отскакивали от бабушкиной головы в косынке. Мелкие и твердые, все в каких-то бородавках и наростах, они были такими же упрямыми, как дерево, их породившее.

Наконец, исцарапанный, но довольный. Велька спускался вниз. Они с бабушкой сворачивали покрывало за края и пересыпали добычу в ведро — обычно с одного дерева набиралось не больше трети. Гордо повесив на плечо покрывало, Велька, как знаменосец шествовал впереди, а следом шла бабушка с ведром. Они продвигались дальше, а над ними, на самом верху, вцепившись в тоненькие ветки, гордо и неприступно пламенела пара самых сочных и спелых абрикосов.

— У, заразы, — грозилась деревьям бабушка сухоньким кулаком, — Посрубать бы вас всех.

Но у деда до мятежных абрикосов вечно не доходили руки, и деревья бы еще долго бы стояли, дожидаясь какого-нибудь сильного урагана, но случилось другое стихийное бедствие — бабушкин день рождения.

Строго говоря, бедствием была не день рождения, а Велькино желание сделать подарок. Причем непременно такой, чтоб она ахнула, и от восторга не знала, что и сказать. Вот тогда ему на ум и пришли абрикосы.

Ради этого пришлось пойти на жертвы. Вообще-то Велька спать любил и без необходимости рано никогда не вставал. Но еще больше, чем спать, он любил делать сюрпризы. Это было его страстью — сделать что-то трудное, большое и нужное, причем так, чтобы никто не заметил, что он это сделал.

И только потом, когда все вполне увидят и оценят, какая большая и трудная работа была сделана, когда восхитятся и воскликнут: — "Где же этот неизвестный герой, который совершил этот трудовой подвиг? Где же он, пусть выйдет и покажется!", — только тогда Велька скромно выходил и пожинал заслуженную славу.

Доходило до смешного. Например, вскопать просто так огород под картошку Велька ни за что не согласился бы. Вернее, он копал, но вот как? Ведь давно известно, что рабский труд неэффективен, а Велька в таких случаях чувствовал себя распоследним крепостным. Он нудно и скучно ковырялся в земле, и даже разбивание лопатой больших земляных комьев не развлекало его, даже поиск белых толстых личинок майского жука и ловля юрких, похожих на миниатюрные бронепоезда, медведок-«капустянок» — ничего тогда его не радовало. Зато в качестве сюрприза он бы этот огород вскопал бы с великой радостью.

Тем утром Велька поднял себя за шиворот рано-рано. Конечно, не раньше бабушки — проснуться раньше нее, ему казалось, было просто невозможно. Когда он ложился спать, она все ходила и ходила по двору, что-то доделывая, бродила в густых синих сумерках, подступивших к самому фонарю над крыльцом, и ему сквозь сон слышалось, как она хлопает дверьми, гоняет вечно голодных кошек и запирает двери, и Велька засыпал под эти звуки. А как она проходила мимо него легкой тенью в ночнушке, он обычно уже не слышал и не видел. Когда же он вставал, она уже давно хлопотала по хозяйству.